Лариса Гольник, судья Октябрьского районного суда Полтавы, уличила в коррупции мэра Александра Мамая. Но, не добившись справедливого решения в отношении нарушителя, сама подверглась давлению и гонениям, в том числе со стороны коллег.
История началась, когда Гольник рассматривала дело об административном правонарушении при выделении земли. Уже тогда она почувствовала давление и вмешательство в процесс принятия решения. Заявления Гольник вызвали широкий общественный резонанс, благодаря чему уголовным производством в отношении мэра теперь займется НАБУ.
Медиапроект «Накипело» поговорил с судьей-разоблачителем о том, насколько сложно применить закон, когда дело касается высших чинов, стоит ли реформировать судебную систему, уволив всех, и необходим ли новый закон «О защите разоблачителей информации».
Расскажите о той истории с мэром Полтавы, с которой начался ваш путь как разоблачителя информации?
В мае 2014 года ко мне поступило дело об административном правонарушении относительно депутата полтавского горсовета Ирины Климко, которая является падчерицей полтавского мэра Александра Мамая, а вскоре и в отношении мэра. Они обвинялись в том, что не оповестили горсовет про наличие конфликта интересов при выделении земельных участков под торговые точки Климко. Сначала расследовалось уголовное производство по факту злоупотребления служебным положением, которое из-за отсутствия состава преступления было закрыто. Но открыли другое производство — относительно коррупционной деятельности. Ирину Климко я признала виновной, но в апелляционном суде это решение было оспорено и закрыто по причине отсутствия состава нарушения. Мэр на судебные заседания не являлся, я применила в отношении него привод и его доставили сотрудники УБОП. На слушании он заявлял об отводах по разным причинам, но когда убедился в моей решимости рассматривать это дело, попросил перерыв, во время которого его забрала «скорая». После этого на протяжении почти семи месяцев он не появлялся на слушания, а сотрудники УБОП не могли определить место нахождения ответчика, чтобы принудительно доставить его в суд. Я привлекла его за неуважение к суду, но апелляция вновь не поддержала мое решение.
Во время длительных попыток рассмотреть это дело мэр допускал пренебрежительное отношение к суду и лично ко мне. Он знал, что у меня вскоре закончатся полномочия и затягивал процесс.
С вами пытался как-то договориться?
Однажды ко мне пришел бывший его заместитель Дмитрий Трихна. Он завел разговор о том, что мэр хочет прийти на заседание, но нужно закрыть дело, не признавая его виновным. Я ответила, что он может прийти в зал заседания и доказать свою невиновность. Я приму решение, и если оно ему не понравится, он может подать апелляцию. На что мне этот посредник сказал, что мэр придет на заседание, только если будет знать результат. То есть это очевидно был завуалированный способ предложить мне неправомерную выгоду. Я же, поняв, что речь идет о незаконном способе решения дела, обратились в правоохранительные органы. Было открыто уголовное производство. В рамках него началось фиксирование неправомерных действий. Были зафиксированы несколько моих встреч с бывших заместителем мэра и одна встреча с Мамаем.
Они, наверно, были очень удивлены вашей смелостью и вообще тем, что вы обратились к правоохранителям.
Они, наверно, не ожидали.
Как они реагировали?
Почувствовали, что во время переговоров я веду себя не так, как должен вести себя коррупционер. Ведь, если человек хочет получить взятку, то он называет сумму, а я требовала встречу. Они почувствовали, что что-то не так. После чего мэр вышел на пресс-конференцию и сказал, что я требовала взятку 5000 долларов, которые предлагал мне посредник. И в отношении меня тоже открыли уголовное производство. По посреднику дело в декабре 2015 года идет в суд, а что касается мэра, сейчас дело направлено в НАБУ.
Дело, которое открыли в отношении вас, на каком этапе?
Оно закрыто. Так как я была заявителем, то за что меня можно преследовать?
Я удостоверилась на собственном опыте: существуют два варианта, когда дело о коррупции становится публичным. Это как в моем случае, когда мэр сам обвинил меня, чтобы избежать ответственности и дискредитировать человека, который стал разоблачителем преступления. И второй — это когда ты просто не находишь законных путей решения вопроса и приходится обращаться к СМИ для того, чтобы информацию обнародовали.
Как ваши коллеги относились к этой истории?
С коллегами сейчас достаточно сложные отношения. Если сначала и глава суда занимал взвешенную позицию, то когда все затянулось и мэра избрали на второй срок, давление стало ощущаться внутри суда.
Глава суда обзывал меня разными оскорбительными словами, говорил: «Ты сучара, какая же ты пострадавшая?» И это в присутствии сотрудников аппарата суда. То есть проявлял явное пренебрежение и всем своим видом показывал, как нужно ко мне относиться.
Я пыталась получить защиту через собрание судей. Обратилась к коллегам, чтобы разобраться в ситуации, заставить главу суда извиниться за свое поведение, но судьи заняли другую позицию. Они сказали, что мои слова ничем не подтверждаются. Они не хотели даже разобраться, а некоторые стали прямо говорить: «Вам с нами не нравится, уходите из суда».
Правильно ли я понимаю, что сейчас в законодательстве есть какие-то нормы, которые защищают разоблачителей, но они просто не выполняются?
Фактически в Законе «Про предотвращение коррупции» есть статья, по которой человек, ставший разоблачителем преступления, не может подвергаться дисциплинарным взысканиям или уволен. Но каким образом это должно обеспечиваться, непонятно — прописанного механизма нет.
Но я могу в качестве примера привести дело Октябрьского суда. Молодого человека обвинили в контрабанде. Он по почте отправил орден, кажется, Октябрьской революции. Его систематически вызывал следователь, проводились следственные действия, а потом потребовал определенную сумму за закрытие дела. Об этом узнали знакомые парня и заявили о преступлении. Следователя поймали на взятке. Казалось бы, что в отношении парня должно быть закрыто уголовное производство, но нет. Его дело продолжает слушаться, и тот самый прокурор, который должен был санкционировать закрытие уголовного производства, инициированное следователем-взяточником, поддерживает обвинение в отношении молодого человека.
Насколько система работает против граждан.
Поэтому та инициатива, которая сейчас проводится Оксаной Нестеренко, подготовившей законопроект про защиту разоблачителей, просто необходима.
Если примут этот законопроект, он будет работать, в отличие от того, который есть сейчас.
В законопроекте зафиксировано, что это будет и уполномоченный по правам человека, и национальное агентство по вопросах предотвращения коррупции. То есть каждый орган будет нести часть ответственности. И они уже не смогут так легко отказаться от этой защиты. То есть четко прописан механизм.
То, чего нет сейчас?
Да, сейчас легко манипулировать. Я скажу, если в судейской среде в большинстве случаев встречалось непонимание, то гражданское общество активно меня поддерживало. И если бы не эта поддержка, то можно было бы и сломаться. Активность общества может стать толчком для выполнения норм закона и принудить ответственные органы выполнять свои обязанности.
Есть такие моменты, когда судью нужно защищать. Когда он вынес законное решение, а его за это преследуют.
Что должно мотивировать ваших коллег, чтобы они говорили о тех случаях давления на суд, которое они, возможно, тоже испытывают. Чтобы они не боялись заявить об этом?
Позитивный пример. Если не будет показан позитивный пример, никто не осмелится. Если нас заставят уйти из системы, то это будет негативный пример соблюдения закона.
Одними законопроектами ничего не решишь, нужно существенно реформировать судебную систему. Как, на ваш взгляд, это можно сделать и с чего начинать?
Начать с Верховного суда — как говорят, рыба гниет с головы. Ведь вообще не понятно, по каким критериям отбирали судей в Верховный суд. Да, это определенный стаж работы, какие-то формальные соответствия.
То, что сейчас отбирают судей на конкурсной основе — это определенный позитив. Я убеждена, что от личности много зависит. Если реально придут люди с нулевой толерантностью к коррупции, это невероятно важно. Это не значит, что это бедный судья. Нет. Должны быть законные источники их состояния.
Как вы относитесь к инициативе «Всех разогнать и набрать новых», как это было с гаишниками?
Знаете, когда я оказалась в роли пострадавшей, и когда стала ходить в суд как обычный гражданин, у меня такое желание появлялось. Но если здраво подумать, это просто нереально. Мы ведь не можем сказать, что судьи — это единственный источник коррупции. Судьи — часть общества и отображают то, что происходит в обществе. Нередко бывает, что адвокат говорит: мол, мне нужно заплатить судье, берет сумму «под судью», а сам таким образом увеличивает свой гонорар.
Желание честности должно исходить не только из суда. Оно должно быть в целом. В принципе, мы идем в правильном направлении. Высокая планка, которой мы хотим достичь, установлена.
ПІДПИШІТЬСЯ НА TELEGRAM-КАНАЛ НАКИПІЛО, щоб бути в курсі свіжих новин
