Всем хочется (не)смотреть

Казалось бы, что общего между геями и кормящей матерью, а вот.

Всем, оказывается, хочется посмотреть.

То есть, простите, всем Не Хочется Смотреть, конечно.

Как будто люди любят для вас, и детей рожают для вас, и вообще всю жизнь свою меряют исключительно тем, как вам ее показать.

Нет, правда, блуждая фейсбуком, с восторгом обнаруживаю, что, оказывается, кто-то еще на полном серьезе обсуждает, имеет ли право кормящая мать кормить ребенка в публичном месте.

То есть, еще раз: имеет ли право человек поесть, когда он голоден.

Или, если хотите, имеет ли право родитель накормить своего голодного ребенка, а то вдруг вам неприятно, что он ест.

Вопрос, конечно, стоит обсуждения.

Так и что интересно, что дискурс выстраивается не вокруг вопроса о, скажем, кабинках для мам в торгово-развлекательных центрах и парках, или о том, как настроить поток воздуха из кондиционеров так, чтоб сиськи не продувало, не-е-ет, разговор на полном серьезе идет о том, Как Я Буду На Это Смотреть.

И я вот в очередной раз умиляюсь: как вот у людей это устроено, откуда эта мерка про «я не хочу на это смотреть»? Почему вы все время на что-нибудь смотрите? Откуда это вообще в голове? Не нравится, Василий Иванович, ну не ешь!

Я не хочу, мол, смотреть на груди кормящей женщины, — да милая моя, ну а меня от вида картофельного пюре тошнит, не говоря уже о вашем лице, так что мне, картошку теперь запретить? Лицо ваше табуировать? Ну, я отвернулась от вашего картофельного лица и не смотрю, попробуйте, отличный совет, работает.

Я про геев еще люблю, вот это, знаете, про «а мне неприятно смотреть, как два мужика целуются!» — слушайте, где, где посмотреть, как два мужика целуются? Ну, то есть правда, вот прям ходят и целуются, под каждым постом, тьху ты, кустом, прям каждый Амстердам геями зацелованный, не говоря о Харькове, так это, я в чем признаться хочу, я годам к тридцати еще (а если совсем честно, то и раньше) начала становиться ужасной ханжой, чудовищным пуританином, иными словами, неприятной стареющей сукой, я как посмотрю на эти юношеские лизания на лавочках, так аж тошно, ей богу, тьху, гадость, чмокают еще, чавкают, как будто заняться им нечем, как будто я подписывалась смотреть на эти ваши телячьи страсти, как вроде и не зажимались мы с Димой Р. ни в факультетских коридорах, ни посреди проезжей части (это был особенный шик), ни на верхней полке поезда, и как будто Нина Ивановна, филологичка наша, не залетала на кафедру  с воплем «там дівчина з дівчиною цілуються!» (мы оба были тощи и длинноволосы, со спины выглядели парочкой лесбиянок) и шипела мне потом в ухо гусем про «де ваша громадянська совість!», а потом лет пять назад увидела парочку как раз что на полке поезда, и вот, знаете, чуть не стошнило, гооооосподи, ну зачем вы мне это показываете?

Но. Я, как говорил мой преподаватель истории, незабвенный Юрий Иванович, остановился, за пуговичку подержался, сплюнул три раза, пальцы скрестил и дальше иду.

Ладно, это он про черную кошку говорил, но логика ж та же.

Подержитесь за пуговичку и идите дальше, шо ж вам вечно смотреть-то хочется.