Третий год в Украине остро стоит вопрос психологической реабилитации ветеранов АТО. Проблемой на государственном уровне пытаются заниматься всевозможные службы по делам АТОшников, параллельно об этом говорят волонтеры, психологи, сами военные. По мнению последних, обсуждать программы реабилитации можно бесконечно, однако это не изменит часто негативное отношение бойцов к такого рода помощи.
Позиция ветерана АТО
Анатолий Свирид, «киборг», который сомневается в результативности сегодняшней реабилитации бойцов АТО. Фото: Игорь Лептуга
«Киборг» Анатолий Свирид в свое время принимал участие в обсуждении процесса реабилитации украинских военнослужащих в Верховной Раде. Защитник Донецкого аэропорта считает, что чиновники не совсем понимают, о каком психологическом восстановлении говорят.
«У нас-то реабилитация есть, на нее выделяются деньги. Выглядит это так: бойцов вывозят в санатории, как правило, «убитые», советские, и там они сходят с ума от безделья. Потом появляется вопрос алкоголя и последующие проблемы. Ветеранам боевых действий нужна реабилитация не больше, чем депутатам Верховной Рады. Я считаю, главное, чтобы человек понимал, что он кому-то нужен. Имеется в виду, чтоб за ним сохранялось рабочее место», — объясняет «киборг».
Почему такой негатив
Как поясняют психологи, эмоционально поддерживать нужно не только бойцов, но и тех, кто встречает ребят дома. Для полноценной реабилитации нужна комплексная поддержка окружения человека: семьи, друзей, коллег. Однако подобная практика у нас редка.
Татьяна Руденко — психолог проекта «Без брони», травмотерапевт, соосновательница ОО «Психологическая поддержка и реабилитация «Свободный выбор». Фото: Игорь Лептуга
«Мені відомі випадки, коли досить невеличкі комерційні фірми запрошували до себе фахівця, який їм розповідав, що буде відбуватися з людиною, яка поведінка для неї буде нормальною в певний період, як потрібно поводитись, щоб не загострювати ситуацію, а навпаки, пом'якшити, дати людині можливіть переоцінити все, заспокоїтись. Також важливо, щоб хтось пояснював, наскільки швидко треба давати нову інформацію, бо через рік-півтора багато що в середовищі змінюється: роботи може поменшати, побільшати, або вона може змінитися”, — рассказывает психолог-волонтер Татьяна Руденко.
Сегодня к Татьяне все чаще обращаются мужчины из первой, второй и третей волн мобилизации. Говорят, только сейчас поняли, что готовы вернуться к болезненным воспоминаниям о фронте. Некоторые признаются: жаль, что не попросили помощи раньше.
«У нас в суспільстві є дуже багато упереджень на цю тему, зокрема вважається, що за такою допомогою звертаються слабкі люди. Насправді, це увага до свого психологічного, душевного стану, це вчинок сміливої та відповідальної людини, а зовсім не слабкої. Слабка людина ховається від проблем, сильна — навпаки, з ними справляється і має в собі відвагу до кінця їх визнати», — считает общественная деятельница, юрист Оксана Иванцив.
Активистка уверена, что негативное отношение бойцов АТО к психологической реабилитации связано с подменой понятий: люди путают диагнозы с нормальной адаптацией военных к мирной жизни. Среди стереотипов, продолжает Оксана, — мнение о «неадекватности» тех, кто побывал в зоне антитеррористической операции. Все это, по ее мнению, наталкивает ветеранов на мнение о бесполезности специальной помощи — многие считают, что с ними общаются как с заведомо больными людьми.
Опыт американского психолога-ветерана
Фрэнк Пьюселик посвятил свою жизнь реабилитации ветеранов войны в США. Фото: YouTube
Американский психолог Фрэнк Пьюселик, в прошлом ветеран Вьетнама, говорит, что даже США сталкивались с отсутствием квалифицированной помощи бойцам на госуровне. Это привело к тысячи самоубийств среди военнослужащих. Только через 15-20 лет центры реабилитации реально стали решать проблему.
«В идеале перед тем, как ветераны возвращаются в социум, должен пройти некий промежуток времени, в течение которого с ними обсуждают то, что произошло на войне. От двух недель до месяца. Достаточно вопросов: «Что ты будешь делать, когда… Что ты чувствуешь? Что ты думаешь о возвращении в семью?» Есть огромное число тем, с которыми нужно разобраться заранее. У войны существуют свои психологические правила. Их нельзя взять и перенести в гражданскую жизнь. При этом правила войны очень жесткие и конкретные, и забыть о них сложно», — объясняет Фрэнк Пьюселик.
По его мнению, в обыденную жизнь после войны возвращается совершенно иной человек, и окружающие должны быть готовы к тому, что он начнет жить, высказываться и думать по-другому.
“Если человек выжил на войне, значит, он вычислил, как это сделать. Вопрос только в том, каким образом необходимо произвести нужную трансформацию, чтобы использовать силу и мощь, которые он обрел во время войны, чтобы жить лучше, чем он когда-либо жил. Ветераны не возвращаются назад. Они никогда не возвращаются к прежнему себе, никогда не будут определенные вещи воспринимать серьезно”, — подчеркивает психолог.
Что поможет демобилизованным
Олег Обернихин — руководитель центра развития «Сердце воина», ветеран Афганистана, участник АТО. Фото: Игорь Лептуга
Ветеран Афганистана и участник АТО Олег Обернихин возлагает большую надежду на современные методы реабилитации, которые сам практикует с побратимами. Например, принцип «равный — равному», когда боец помогает другому бойцу, используя личный опыт. Также это занятия с психологом тет-а-тет как для ветерана, так и для его родных.
“Ми не переможемо цю травму, але ми переможемо свого внутрішнього воїна. Я вірю в те, що ветерани — це дуже потужна сила. Це не та сила, яку не треба лікувати, підтримувати. Вона потужна. І я сподіваюсь, у нас з'явиться не посттравматичний синдром, а посттравматичний зріст серед ветеранів АТО”, — говорит Олег Обернихин.
ПІДПИШІТЬСЯ НА TELEGRAM-КАНАЛ НАКИПІЛО, щоб бути в курсі свіжих новин
