Как два дня боевого задания превратились в Иловайский котел

Двадцать пять дней, с 10 августа по 3 сентября. 366 погибших и 429 раненых (по официальным данным). Это ― об Иловайском котле.

К годовщине трагедии медиа-проект «Накипело» собрал несколько историй участников боев под Иловайском. Первую рассказывает боец батальона «Донбасс» Алексей Антипов.

Для Алексея Иловайск начался 16 августа 2014-го. А закончился тогда, когда его освободили из плена — в ночь с 26 на 27 декабря. Он помнит все: каждый день, каждую минуту.

16 августа батальон «Донбасс» получил задание совместно с ВСУ освободить Иловайск. Предполагалось, что город будет под контролем Украины уже через 1-2 дня. Продуктов и амуниции парни взяли с собой немного. Ехали в хорошем настроении ― после боя должны были идти на ротацию.

«В «коридоре смерти» 29 августа погиб каждый четвертый мой боевой товарищ», — говорит Алексей Антипов.

Большинство бойцов так и не вернулись к своим семьям. А выезд на двухдневное боевое задание превратились в Иловайский котел…

Как россияне «поздравляли» с Днем независимости Украины

Я помню, когда с Курахово, в котором мы базировались, наш батальон отправился в Иловайск, у всех были загоревшиеся довольные глаза. Настроение — через 5-7 дней уходим на ротацию с первой линии.

К вечеру 18 августа мы зашли в Иловайск. Заняли половину города. Тогда были небольшие вооруженные соприкосновения с противником. Но зашли без потерь.

До 23-го числа преимущество огневой мощи было на нашей стороне. Как таковой котел образовался 24 августа. До конца никто не верил, что Россия совершит этот подлый поступок — масштабное вооруженное вторжение. Россияне так поздравили нас с Днем независимости…

Российская артиллерия, десантура, «Грады», «Ноны» стреляли по нам каждый день. Я и тогда, и сейчас считаю, что если бы Россия помедлила еще месяц ― «ДНР» и «ЛНР» перестали бы существовать.

28 августа в обед мы получили информацию, что вроде как заключено перемирие, и нам дают коридор, чтобы выйти. Мол, «наверху» Киев с Кремлем договорился.

Сначала никто не поверил. В тот же день, поздно вечером, нас всех вывели из Иловайской школы, где мы базировались. Ночь провели под открытым небом. Первые мысли: «Куда прятаться, если будет обстрел?». В ночь с 28 на 29 августа по нам не легла ни одна мина. Тогда действительно поверили, что есть коридор, и мы можем выходить.

Нас встречали не «ДНР», а регулярная российская армия

29-го утром по зеленому коридору мы стали выходить. Доехали до Многополья, где базировался командный пункт генерала Хомчака, который командовал иловайской группировкой. Там уже состоялось совещание командиров, как позже стало известно.

Подъехал УАЗик с российскими офицерами, и те сказали, что они меняют условия. Мол, коридор остается, но мы должны сложить оружие.

Хомчак отказался. Но до нас эта информация не была доведена. Нам сказали, что зеленый коридор есть. Могут лишь быть провокации со стороны «днровцев».

Есть хороший фильм Ростислава Шапошникова «Предательство генерала Хомчака и комбата Березы». Этот фильм рассказывает о непрофессионализме генерала…

Мы не получили приказ выворачиваться в боевой порядок, идти клином. Так и шли походной колонной. Слева и справа от нас — голое поле. Нас расстреливали с танков и артиллерия противника. Не было команды: «Пацаны, прорывайтесь с боем. Вас там встретят не отдельные провокаторы «ДНР», а регулярная российская армия»…

Мы смогли положить нескольких россиян. Больше десяти человек точно удалось уничтожить. 4 пленных россиян удалось захватить. Наши потери были гораздо больше.

В коридоре смерти 29 августа погиб каждый четвертый мой боевой товарищ. Парни ехали расслабленными, много кто снял бронежилеты. Мы физически и морально устали в Иловайске. Могли быть отдельные выстрели со стороны «ДНР», но это ерунда.

Дед рассказал о том, что в Иловайске регулярная российская армия

Помню, забегаем в дом, видим местного жителя. Дед, лет 60-ти, в шортах. Видно, что никакой не террорист, не ополченец. Спрашиваем у него: «Дед, а где тут днровцы?». А он к нам удивленно: «Хлопцы, у нас нет здесь «днровцев». Здесь дня три как россияне стоят». Спрашиваем: «Армия РФ?». «Да, — говорит, — армия». Ну, мы и заматерились.

В Красносельском россияне правильно организовали для нас засаду: положили свои огневые точки подковообразно.

Россияне не постеснялись уничтожить наши «КамАЗ» и «Урал», что ехали под Красным Крестом. Там были наши тяжелые, средние, трехсотые, двухсотые. Пацаны заживо сгорели, когда транспорт расстреляли прямой наводкой.

Сворачивать не было смысла

Простреливался участок от Многополья до Красносельска. Коридор длиной в 2–2,5 км. Сворачивать не было смысла. Пока колонна попыталась бы развернуться, вся техника была бы уничтожена. Она была там, как на ладони. Выход был один — прямо. Как говорится, шашку наголо — и вперед, на танк.

29-30-го августа мы еще держались. У нас было голосование, что делать. 29-го августа мы знали, что уже в плотном кольце, в окружении. Выбор — либо погибнуть, либо сдаваться в плен. Приняли решение, что в плен не сдаемся, лучше — погибнуть.

Россияне периодически подталкивали и настраивали сдаваться. В плен мы сдались тогда, когда взяли слово с русского офицера, что они нас не передадут «днровцам».

Забегая немножко вперед, скажу, что слово этого русского офицера было нарушено. Нас, добровольческий батальон «Донбасс», российская армия передала в плен к «днровцам».

К этому поступку у меня двоякое отношение. Я всегда говорил, что слово русского офицера стоит не больше, чем кусок собачьего говна. Поскольку собачьим говном можно удобрить землю. А слово русского офицера даже на это не годится.

Хотя, если предположить, что русский офицер изначально сказал бы нам правду, то в плен бы никто не сдался. По-своему, он спас нам жизнь.

Вместе с ранеными и ВСУ в Красносельском сдалось около 300 человек. Я знаю, что небольшие группы пошли ночью, 29 августа, пробираться на прорыв скрытно. Некоторые из товарищей смогли пройти и вернуться в наше расположение. Кто через неделю вышел, кто — через 10 дней, блуждая по посадкам и полям. Но вышла только половина. Еще половина считается без вести пропавшей.

Командование компостировало мозги

29-го и 30-го кое-кому из моих товарищей удалось дозвониться в прямой эфир. Это была пятница. Шла программа «Шустер LIVE». Рассказали всю историю, что нас обманули зеленым коридором, и тут никакие не «днровцы», а регулярная армия РФ. По стране пошел большой резонанс. Возможно, это тоже поспособствовало тому, что нас не расстреляли.

30-го мы созвонились с нашим командованием. Командование компостировало нам мозги и просило держаться. Мол, отправили помощь.

Поздним вечером 30-го августа россияне привели нас в поле в километрах 15 от Красносельского. Ночь мы провели там. У нас не было ни медиков, ни питьевой воды. Под конвоем нескольких россиян мы принесли несколько арбузов с поля вблизи. Это было вместо воды.

31 августа некоторые наши трехсотые перешли в разряд двухсотых из-за того, что им не была оказана должным способом медицинская помощь. Не было никаких теплых вещей. А ночью было холодно, помню.

Самое страшное — надпись на форме «Новороссия»

Я заметил вдалеке несколько легковушек, грузовиков и автобус. Сначала, как и многие мои боевые товарищи, думал, что это Красный Крест. Или кто-то из наших под видом Красного Креста. Поскольку россияне обещали, что поменяют украинских военнопленных.

Когда колонна подъехала, из одной машины выпрыгнул человек с нашивкой красного флага с синими полосами по диагонали и надписью «Новороссия». Я глаза закрываю. Открываю. Нет, не показалось, не мираж.

Стоим колонной. Везде — поле. Впереди — дорога, на которой стоят россияне. Подъехали «днровцы» с криками: «Стоять». Первая мысль — это босиком бежать по полю. Когда россияне передергивали затворы, в голове крутилась мысль: «В Красносельском они нас не расстреляли, потому что там находится мирное население. А тут свидетелей нет. Нас легко могут положить. Мы ведь являемся свидетелями прямого вторжения в Украину».

Я уже заношу ногу, чтобы сделать шаг. А потом понимаю, что везде поле, даже некуда бежать-то. Есть смысл броситься на автоматчика, поймать в себя несколько пуль, чтобы не мучиться. Я остался стоять в первой шеренге. Повезло, не расстреляли.

О российских журналистах

Нас привезли во двор донецкого СБУ. Вот там снимали видео. Привели под видом мирных граждан очумелую толпу, которая кричала, что мы каратели и убийцы.

Первая встреча с российскими журналистами. Я их возненавидел всей душой. К «днровцам» у меня не было никакой ненависти. Я понимал, что их обманули, а некоторые действительно были идейными.

Когда мы стояли во дворе донецкого СБУ, передернулись затворы, и нам дали команду опустить головы. Я вижу, как идет российский журналист с камерой и микрофоном и говорит: «Вот, сзади стоят украинские каратели, которые убивали и насиловали мирных граждан, разбивали чужие дома. Они каются, опустив головы».

Я бы стрелял не в того, кто смотрел на меня, наводя автомат, а в того, кто вот так вот фальсифицирует информацию.

Легкий испуг в плену — это пытка голодом

Потом нас отвели в подвал донецкого СБУ. Там, где раньше размещался архив, расположили вооруженные силы Украины. В подвале было хуже, там проблемы с канализацией. Был психологический и физический прессинг. Выводили на ложные расстрелы.

Больше всего досталось жителям Донецкой, Луганской областей и офицерам. У кого-то были сломаны ребра, у кого-то — отбиты почки.

Легкий испуг — это пытка голодом. Нас кормили сечкой или ячной кашей, сваренной на пару. Батон хлеба — на 10 человек. От недостачи энергии люди падали в обморок. Все знали, что резко вставать нельзя. Выводили раз в несколько дней на прогулку. «Днровцы» заставляли нас 500 раз присесть. Ноги сильно уставали. А потом дубинкой били по ногам, вгоняя мышцы внутрь. Ноги согнуть было невозможно.

Когда сидели в подвале донецкого СБУ, попросили нескольких человек в кабинетах передвинуть мебель. Во время уборки мы находили пакетики с чаем. Нам удалось сделать самодельный кипятильник. Потом заваривали эти пакетики. Один пакетик — на 2 литра воды. 2 литра — на 10 человек. Чай пили с плафонов. Кайфовали.

Случалось, приходил «днровец» и говорил: «Мужики, я такой же служащий, как и вы. Знаю, как к вам относятся». И давал нам 3–4 буханки свежего хлеба. Это было счастье.

Как-то нашего харьковчанина, Яцика из батальона «Донбасс», вызвали и приказали сформировать взвод добровольцев. Если его не будет, нас всех расстреляют. А взвод добровольцев — это те, кто будет воевать за «ДНР». Мы посоветовались и решили, что пусть лучше нас расстреливают, чем умереть предателем.

О допросах в подвале донецкого СБУ

Расспрашивали нас. Мы потом приходили, садились и всем вокруг рассказывали, о чем.

В плену при общении с «днровцами» и россиянами я чаще всего вспоминал книгу Меланьина «Самоучитель практического гипноза». Она мне очень пригодилась.

Как-то дошла очередь до меня, 4сентября. Назвали мою фамилию и моих троих боевых товарищей. Нас повели в корпус соседнего здания, а там были два бывших сотрудника СБУ.

Стандартный вопрос: «Скажите, а если вас отпустят, вы сюда еще с оружием вернетесь?». Ждали ответа: «Нет». Я решил ответить нетрадиционно. Говорю: «Вообще, вернуться планирую, но без оружия и только с вашего разрешения». Общение было вежливым.

Я был уверен, что это не сотрудники милиции, это хорошо обученные профессионалы СБУ. Говорю: «Я нахожусь в плену и скажу вам честно: здесь проблема с лекарствами, водой, едой. У меня много знакомых в Украине. Если вы разрешите мне приезжать и привозить гуманитарку (потому что я предполагаю, что всех сразу не отпустят), я смогу добиться, чтобы вашему человеку разрешили проведывать ваших военнопленных».

Ни одна уважающая себя конфликтная сторона ни с мертвыми, ни с военнопленными не воюет, понимаешь.

Обычно мои боевые товарищи общались 2–3 минуты с ними. Мое общение затянулось на 10–15. Я позвонил тогда куму и матери, чтобы предупредить, где нахожусь.

Спустя 3 дня снова открылась дверь в подвал, и назвали мой позывной. «Воланд, — говорят, — на выход!». Привели туда же. Сидели те же «днровцы» и третий ― в военной форме, плотного телосложения. По тому, как он сел, я понял, что он среди них старший. Это скорее работник ГРУ, бывшего ФСБ…

Он предложил работать на них. Я отказался. Правда, надеялся, что они меня отпустят, и я буду привозить гуманитарную помощь своим, а они — своим. Я еще не понимал, что это был просто элемент психологического давления.

Как и кто восстанавливал Иловайск

В подвале донецкого СБУ я находился с 31 августа по 16 октября. 16 октября нас перевезли в Иловайск на восстановительные работы. Мы думали, может, к выборам наши смогли договориться. Перед тем сводили в иловайскую столовую. «Днровские» повара смотрели на нас глазами по 5 копеек. Мы были, как скелеты.

16 октября нас привели в помещение иловайской комендатуры. Отвезли не всех — только 70 человек. Офицеров и тех, которых посчитали особо опасными, «днровцы» оставили у себя.

Что хочется отметить, приходили «днровцы», которые воевали, видели смерть своих побратимов, они вроде хотели поговорить. Но им надо было выплеснуть эмоции. Поэтому не было смысла что-то доказывать. Ты — все равно враг и фашист.

Но были люди, которые действительно хотели беседы. Один такой говорит: «Я вот добровольно пошел. Ты — тоже. Зачем?». Ему действительно было интересно, в нем не читалось агрессии.

Первое, что я услышал, когда мы выгрузились с грузовых машин, построились, сложили руки за спину: «Мужики, уберите руки из-за спины. Мы знаем, как к вам в СБУ относились. Там вас охраняла шваль приблатненная. Здесь будут охранять такие же мужики, как и вы. С плетками никто вас гонять не будет. Главное — не устраивайте попытки побега».

Действительно, с 16 октября по 22 декабря, сколько я был в Иловайске, никто нас не ударил и не унизил.

Мирное население приносило фрукты

Мирное население к нам тоже относилось нормально, поскольку мы вместе прятались от обстрелов в 14-й школе. Они нам иногда варенье приносили, груши, яблоки. Это не запрещалось. Мы же ходили на строительные работы, которые заключались в том, чтобы разгребать строительный мусор и перекрывать крыши шифером. Работали в меру своих сил.

Мы иногда делились с мирным населением сухпайками. А они потом нам: «Вы сейчас уйдете, а за вами каратели придут». «Какие?» «Ну, вот эти, что с Нацгвардии, с добровольческих батальонов». «Так мы же и есть эти «каратели»!» — говорим. Они ожидали увидеть нас с рогами, копытами, хвостом, и чтобы от нас серой пахло.

Когда кто-то из мирного населения проходил мимо в черном платке, то обычно сыпал проклятьями… Понятно, что кто-то погиб, и это было на эмоциях.

Алексей Антипов был освобожден в ночь с 26-го на 27 декабря 2014 года. Утром в 5 часов они приехали в Чугуев, откуда самолетом их отправили в Киев, где их встречал Петр Порошенко. Это был первый большой обмен, при котором из плена вышли 149 человек: 80 из батальона Донбасс и 69 из ВСУ. Из ВСУ должны были вернуться 70 бойцов, но один остался служить на «той» стороне.

Алексей Антипов сегодня занимается общественной деятельностью в ассоциации «Всеукраинское общество родителей, пропавших без вести и погибших защитников Украины».

«Иловайский котел». Что нам известно.

70 дней в плену. История пережившего Иловайский котел.

«Мы плакали, потому что не могли забрать двухсотых», — боец АТО об Иловайском котле