«Есть печать — теперь я настоящий врач»

Получив печать врача, я понял, что это не просто какая-то резиночка намазанная чернилами. Это символ, символ величия. Я крутил ее в руке, засовывал в карман, ставил печать везде, где только можно, на всех бумажках, которые попадались под руку. Даже на лоб своему коту Басику (он тогда еще был жив).
Я думал: есть печать — теперь я настоящий врач.

Люди, безусловно, почувствовали энергетику, исходящую от моей печати (или от меня), и потянулись ко мне с запросом поставить им куда-нибудь эту самую печать. Сначала я ставил печать и верил, что я врач. Однако, дальше запрос стал меняться, и мне стали предлагать лечить. Я закончил вуз в 22 года. В 22 года мне предложили проконсультировать человека, поставить ему диагноз и назначить лечение. Ну, и я решительно сделал шаг в эту сторону. Уже и не помню, что я там надиагностировал, но судя по всему, куда-то, каким-то образом попал.

Запросы поступали в среднем раз в неделю. Раз в неделю мне предлагали побыть врачом, самостоятельным врачом в перерывах между никчемным бытием интерна. И вот октябрь. Меня встречает знакомый с моей школы и сообщает, что его отец заболел, у него нагноился маленький прыщик, и не мог бы я его посмотреть.

Маленький прыщик оказался флегмоной предплечья. Я взял руку пациента за опухший синий палец приподнял ее, где-то в области локтя уже сформировался свищ, из которого струйкой вытекал гной. Еще у него была температура под 40 уже третий день. И мне показали в баночке его мочу, она была странного бурого цвета.

Оо, подумал я. Но я же настоящий врач, а настоящий врач не должен бояться. Он должен закрыть глаза, сцепить зубы, заорать от страха и прыгнуть в пучину неизвестности, надеясь, что сия пучина ни фига его не поглотит (это я так описываю свои тогдашние переживания).

Естественно была у меня парочка другая полезных инструментиков с собой типа: скальпель, зажим, маскит, пинцет. Пару флаконов антибиотиков, перекись, мазь «Левомиколь» и бинты. Ну, и что еще, казалось бы, нужно, чтоб справится с такой ерундой, как флегмона? А, вот, еще шприц и какой-то анестетик (какой не помню). Я ж типа уже ого-го, знаю, что да как.

Пытаюсь делать анестезию, кожа истончена проваливают в полость. Похоже, не получится анестезия. Ну, и ладно, на нет и суда нет. Давай резать без анестезии. Резать дело не хитрое, режу. Режу от свища, точнее расширяю его. Дядя-больной бледнеет, закатывает глаза и начинает сползать на пол, родственники его подхватывают и перетаскивают на диван. Я подтягиваюсь следом с тазиком и зажимом, в котором марлевый тампон, вымоченный в перекиси. Вариантов нет. Как в фильме «Кавказская пленница»: либо я побеждаю флегмону, либо...

Дяде суем под язык валидол. А я засовываю тампон под отслоенную кожу и начинаю неистово вычищать остатки гноя. После эвакуации гноя дяде становится легче. Да и мне тоже. Запихиваю в полость флегмоны тампоны с «Левомеколью», развожу антибиотик, колю ему в жопу. Вроде живой, улыбается. Какое-то время жду, чтоб убедиться, что пациент действительно жив после моего целительства. Одеваюсь.

«Перевязка завтра, и антибиотик буду колоть вам три раза в сутки».

Прощаюсь и ухожу.

Они жили не далеко от моего дома. Иду с трясущимися руками домой через дворы. Поднимаюсь на четвертый этаж, открываю дверь, снимаю плащ, обувь, одеваю тапки и захожу в комнату. В комнате развалившись в кресле сидит Владимир Александрович в трусах и в майке с газетой, ноги положил на пододвинутый к креслу стул.

«Па, я там одному знакомому вскрыл на дому флегмону».
Владимир Александрович молча продолжает читать газету.

«Ну, и там в процессе ему стало плохо, он там побледнел терял сознание и всякое такое...»
Переворачивает лист газеты, не поворачивая в мою сторону голову, молчит.

«Потом все нормально. Температура упала, порозовел...»
Молчит.

«Па, а если б он умер во время моих манипуляций...»

Не меняя позы, переворачивает лист газеты:
«Тебя посадили бы в тюрьму, Саша...».

Я сидел рядом с ним на стуле с опущенной головой. Это был какой то упоительным миг инициации. Это я понял спустя многие годы, что в тот момент он мне что-то передал, что-то очень важное, какую-то мистику. Какой-то образ, который можно было забрать себе. А тогда я подумал: «Вот черствый старый хрен».

У этой истории были еще маленькие подистории, но о них в другой раз.

Пациент выздоровел. Вот так взял и выздоровел. Кроме того, что я авантюрист, я еще и был тогда способен на самоотверженность (ну в принципе как и щас) я его каждый день перевязывал, колол ему антибиотики. И в в общем то его выздоровление вполне закономерно.

Понятно дело, что став взрослым, я очень критично отнесся и щас отношусь к тогдашним своим выходкам. Но если честно, вот именно тогда, именно таким, каким я тогда был, ни как по другому я бы делать не стал. Так что, было как было 🙂