В конце 40-х ― начале 50-х годов XIX века известный писатель-этнограф, собиратель народных песен, присловий, загадок и побасенок Павел Иванович Якушкин жил на Слобожанщине.

С 1849 года Павел Иванович решил попробовать свои силы на педагогическом поприще и преподавал историю и географию в Обояни и Богодухове, а также русскую грамматику в Харьковском уездном училище.

Его друзья вспоминали весьма прелюбопытный случай, связанный с этим:

«П. И. Якушкин просто-напросто употреблял ту систему обращения с учениками, которая теперь признана обязательною для всех и стала общеупотребительною. Начальнику училища, который имел обыкновение говорить подчиненным «ты», Якушкин заметил: «Ты» я говорю только добрым приятелям, людям, которых я ценю и уважаю, а «вы» говорю даже слугам».

Во время службы в Харьковской губернии Якушкин продолжал собирать фольклорно-этнографические сведения. Крымская война застала его в г. Богодухове. Вот что он сам пишет об этом:

«...в богоспасаемом городе Богодухове; а город Богодухов стоит совсем в стороне, в такой глуши, что этому городу приходилось читать газеты по крайней мере недели две спустя после выхода их в Петербурге. Газеты, разумеется, получали сильные, ежели не всего мира, то всего Богодухова, как города, так и всего Богодуховского уезда. Знакомые с почтовою Богодуховскую конторою, желавшие знать газетные новости, в день прихода почты приходили в почтовую контору и ждали с нетерпением прихода почты, а с этим и всяких новостей».

Павел Иванович обращался к харьковскому генерал-губернатору с просьбою вступить в ополчение, однако получил отказ.

Якушкин вспоминает об освещении событий Крымской войны в Харькове следующим образом:

«...В Харькове были хоть другие толки, но немногим чем отстававшие от богодуховских. Через Харьков из Крыма в то время из-под Севастополя проезжало ежедневно по крайней мере четыре курьера в Петербург с донесениями, и для харьковцев в буквальном смысле сбывались слова сказки: по усам текло, а в рот не попадало. Курьеры ездили, только в Харькове ни слова никому не говорили, и мы узнавали новости только из газет, которые получали из Петербурга...»

Все же один эпизод этой войны, связанный с нашим городом, обрел бессмертие благодаря заметкам Якушкина:

«Стали в Харьков привозить раненых. Назначено было устроить больницы для двух, кажется, тысяч больных. Пересылка раненых в Харьков была больше чем неудовлетворительна. Один только раз все были удивлены единогласною благодарностью распорядителю транспорта — всех находившихся в этом транспорте больных, хоть в транспорте и было, кажется, несколько сотен, но никто из них без благодарности не вспоминал о начальнике транспорта.
Слухи об этом дивном начальнике ходили в Харькове такие.
В один прекрасный день к генерал-губернатору приходит молодая девушка:
— Квитанцию пожалуйте, ваше превосходительство, ― говорит она генерал-губернатору.
— Какую квитанцию? ― спрашивает тот, никак не ожидая от этой особы такой просьбы: — Какую квитанцию?
— Я раненых из-под Севастополя привезла.
— Ты? Из-под Севастополя?
— Я, ваше превосходительство.
— Как так?
— Партия-то больных поручена была офицеру. С офицером этим я давно была знакома, ну и в Севастополь с ним поехала. Из Севастополя его и послали в Харьков, с ранеными. А на дороге — такой грех случился! На дороге он заболел! Хорошо еще, что я тут случилась! Не стоять же больным середь дороги! Взяла я у него все деньги — кому можно поверить деньги? Поверить кому, тот истратит: отвечать придется! Вот, я взяла деньги, да сама и повезла транспорт.
— Что же, благополучно ты довезла? ― спросил генерал-губернатор.
— Слава богу, ваше превосходительство! Кажется, во всю дорогу ничего дурного не было.
— Много денег истратила?
— Много, ваше превосходительство!
— И свои деньги тратила?
— Где своих взять?! У меня и казенных много осталось! Извольте получить! ― сказала девушка, подавая деньги.
Генерал-губернатор взял деньги — и ахнул. Он, зная справочные цены, никак не думал, чтобы так дешево можно было довести больных до Харькова.
— Только, пожалуйста, ваше превосходительство, квитанцию прикажите поскорей выдать, а то мой-то, пожалуй, и без меня душу богу отдаст, при смерти лежит.
— Хорошо ли ты людей довольствовала?
— Кажись, всем довольствовала, ваше превосходительство; ни один солдатик во всю дорогу не запечалился.
— А в книжке у тебя расписывались?
— Какие там книги! Я не грамотная!
— Хорошо, ступай!
— А как же квитанцию?
— Приди после!
— Да когда же?
— Хоть часа через три.
— Так я стану собираться назад, ваше превосходительство: мой-то при смерти лежит.
— Хорошо, хорошо, ступай!
Послали спросить солдат: довольны ли они были распоряжениями этой девушки во время пути?
— Матери родной не надо! ― отвечали те. — Во всю дорогу сама за всеми присматривала, сама за всеми ухаживала!
— Нет ли от кого на нее жалобы?
— Какая жалоба?! Матери родной, и той бы всем так не угодить. Ундерам всем руки прижала.
— Как ундерам?
— А так: какой ундер не по ней ― я тебя арестую, говорит. Ты у меня не балуй! Вот все ее и слушали; оттого и порядки были.
Пришла эта девушка опять к генерал-губернатору; тот дал ей, как слухи носились, двадцать пять рублей серебром за ее заслуги и отпустил.
Славная была, должно быть, девушка!»

К превеликому сожалению, имя этой героини так и осталось неизвестным.

Когда в Харькове был устроен большой лазарет для раненых, Якушкин часто посещал его, беседуя с ранеными солдатами и записывая их рассказы. Благодаря этому возникли его прекрасные очерки «Из рассказов о Крымской войне».

Не будучи принятым в ратники (так тогда называли ополчение), Павел Иванович навещал их в Харьковском госпитале. Как человек очень чувствительный, дал им весьма интересную характеристику, которая актуальна и по сей день. Именно ею хотелось бы и закончить эту заметку.

«Живя в Харькове, трудно было не видать раненых, а ежели кто хотел поговорить с ними, то таких вещей наслышался бы, что долго и не забыл бы! Я любил с ними разговаривать, и меня всегда поражало добродушие солдат, а в особенности ратников...
Меня всегда поражало благодушие раненых рассказчиков об их подвигах, равнодушие или, лучше сказать, крайнее отсутствие самохвальства в рассказах людей, бывших в страшных опасностях. Ежели они не знали пунктиков, в настоящее время уничтоженных, ежели они не умели отвечать начальству как требовалось, зато никто не умел так умирать, как умирал русский солдат или ратник...»