До октябрьского переворота 1917 года странствующие по деревням и городам Российской империи торговцы всевозможным галантерейным и мануфактурным товаром, книгами, лубочными картинками и прочими мелочами назывались офенями (они же афени, они же коробейники).

О происхождении этого слова существует несколько гипотез. Одни исследователи возводят слово «офеня» к названию греческих Афин. Другие ― к венгерскому городу Офен. Третьи считают его видоизмененным словом «финны».

С XIX века бродячие торговцы часто становились героями детских сказок и литературных произведений.

«Наша библиотека была составлена из классиков, и в ней — увы! — не было ни одной детской книжки... В своем раннем детстве я даже не видал такой книжки. Книги добывались длинным путем выписывания из столиц или случайно попадали при посредстве офеней-книгонош». (Д. Н. Мамин-Сибиряк «Книжка с картинками»).

Не брезговали услугами офеней и предприниматели. Так, Иван Дмитриевич Сытин, ставший со временем одним из крупнейших книгоиздателей в Российской империи и открывший в 1903 году в Харькове на Торговой площади свой магазин, достиг успеха во многом благодаря тому, что распространял свою продукцию именно через офеней. Однако Сытин не просто обеспечивал их товаром, но и ухитрился установить через них обратную связь с покупателем и выяснять, что люди покупали более охотно и к чему проявляли особый интерес.

Да и харьковские купцы пользовались услугами офеней. В книге «Харьковская старина: Из воспоминаний сторожила (1830—1860 гг.)», изданной в 1900 году, Василий Парфентьевич Карпов пишет:

«...Из числа таких выдающихся заимодавцев был богатый купец Игольников. Он торговал в «панском» ряду красным товаром дешевой расценки, который преимущественно шел для простонародья чрез разносчиков, ходивших и ездивших с товаром по селам и деревням. Но так как ходкая продажа офенями товара по деревням и селам была в тесной зависимости от урожая хлеба, то Игольникову нередко приходилось отпускать товар коробейникам в кредит, a также и отсрочивать им долг за товар, уже купленный у него, но не проданный по случаю застоя спроса...»

Офенями часто интересовались лингвисты и этнографы ― а все потому, что бродячие торговцы считали себя тайным обществом и говорили между собой на особом профессиональном языке. Правда, что из себя представляет язык офеней, ученых еще в XIX веке толком не знали. В его изучение и популяризацию много сил вложил харьковский ученый Измаил Срезневский. Именно он разместил в 1839 году на страницах августовского номера журнала «Отечественные записки» статью, где, по сути, впервые в истории языкознания офенский язык рассматривался как уникальный лингво-историко-культурный объект. Сам Измаил Срезневский писал на эту тему так:

«Афинский язык в настоящее время почти не привлекает к себе внимания наших литераторов. А между тем он очень стоит быть известным – чем более, тем лучше, и очень достоин внимания и размышления… Счастлив буду, если угожу любопытству, хотя немногих, если подам повод другим написать об этом любопытном предмете».

Прежде чем перейти к содержанию этой уникальной статьи, хотелось бы сказать, что наш любимый город имеет непосредственное отношение к ней, и вот почему.

1) Историю о том, как впервые услышал песни на непонятном языке, Срезневский начинает со слов: «Сижу я однажды опять перед раскрытым окном в кабинете и вижу: с коробом на плече идет разносчик. Он прошел мимо, завернул в дом, и предлагает картины, узоры, помаду, бумагу, книги и разные разности. Я вышел к нему, купил у него очень дешево бумаги, на которой пишу эти строки, — разговорился с ним... Тут началось мое ознакомление с афинским языком...»

А далее Измаил Срезневский расспрашивает торговца, как по-офенски звучат некоторые слова, в том числе и... город Харьков.

2) В 1837 году после защиты магистерской диссертации Измаил Иванович получил место адъюнкта-профессора в Харьковском императорском университете на кафедре политической экономии и статистики, на 1-м отделении философского факультета. В конце года ему от имени совета Харьковского университета был сделан запрос относительно согласия его отправиться в путешествие в славянские земли для приготовления к кафедре славяноведения, с условием по возвращении прослужить в звании преподавателя не менее 12 лет. О своем полном согласии на это Срезневский доложил университету лишь 7 января 1839 года, а 17 сентября выехал из Харькова.

3) Статья о языке офеней появилась, как я писал выше, в августовском номере журнала «Отечественные записки».

4) На титульной странице рукописи так и не изданного Срезневским «Офенского словаря» есть приписка: «Словарь Афинского или Афенского наречия, собранный И. Срезневским в Харькове, на пути из Харькова до Петербурга, 1839 г.».

Можно сделать вывод, что Срезневский именно в харьковский период своей жизни познакомился с офенями, начал проявлять интерес к их тайному языку и собирать по нему данные. Итогом стала статья, присланная в редакцию «Отечественных записок», более чем вероятно, также из нашего города в 1839 году.

Теперь перейдем к самой статье. Всего в ней автором собрано и приведено около 249 офенских слов и словосочетаний. Это значительно превышает все, что было собрано учеными, пытавшимися исследовать офенский язык ранее. Ряд этих слов используется и по сей день. Вы удивитесь, но по-офенски, например:

Взрослый человек — лох;

спать — кимать;

хороший — клевый.

Именно Измаил Срезневский в статье 1839 года впервые зафиксировал тексты песен на тайном офенском языке. Вот такой куплет вполне могли услышать жители Харькова в 30-х годах XIX века.

«Ой, и мась не смурак, а ламонкарюк.
По турлухандырю, коробей парю.
Коробей парю, карючкбввершаю.
Карючокклсвенёк, тудошнойвербушок,
Сквоженькакрасимкагальм да красима.
Погорбибасвамаса, закуравлю с басвой,
Maсламонкарюкрахол, не гир и не хил
Повандырюмасбасву у батусу за горбу,
Улепенье залеплю—масбасвухлябогорбю.
Ойламонкарокрахол! не горби басвамасу!
У масыхрутсньгиряк, а масьягируха,
Без масы ко чним рыхло припохолитьухалка
Не куравитимасеионочкой с басво,
А лепшатьмасе в меле с хрутней да масьей».

Интересно, о чем же пели коробейники, правда? Срезневский великодушно размещает перевод для интересующихся:

Через 10 лет, будучи уже известным ученым, Срезневский вновь вернулся к теме тайного языка и в одной из своих работ не просто пишет о нем, но и выступает в его защиту:

«...К числу очень замечательных явлений в истории народного языка принадлежит образование так называемого афинского, или офенского, наречия, почти совершенно непонятного по составу своему и совершенно правильного по строю. Употребляемое ходебщиками, странствующими продавцами, мастеровыми и извозчиками, оно считается у нас языком, составленным нарочно для того, чтобы можно скрывать им свои мысли и намерения, языком разбойников, обманщиков и т. п.

Едва ли это мнение совершенно справедливо. Бесспорно, что оно бывает употребляемо и с такой целью, но так употреблен, может быть, всякий неизвестный язык, каково бы ни было его происхождение...»

Сейчас в Харькове на стене здания Центральной научной библиотеки, что на улице Университетской, среди многих мемориальных табличек висит и доска, посвященная профессору Харьковского университета Измаилу Ивановичу Срезневскому.

Текст ее достаточно скромен и не в состоянии вместить все, что сделал выдающийся ученый-славист, этнограф и писатель. Хотя, думается мне, что в память о колоссальном вкладе нашего великого земляка в изучение тайного языка офеней слова на ней, может быть, стоило написать именно на этом языке.