Стремительно наступает осень. Световой день становится все меньше и меньше, а температура на градуснике снижается. Безжалостно заканчивается золотой период наших выездов по прекрасной Слобожанщине. На смену им снова возвращается любимая многими рубрика «Харьков глазами...»

За долгую историю нашего замечательного города в нем побывало немалое количество известных людей. Каждое из таких вот воспоминаний о Харькове для нас — бесценно. Особенно когда мы читаем не только восторженные отзывы. Со стороны порой виднее то, чего не замечаешь.

В 1990 году была издана книга «Старые мастера оперетты». Это воспоминания балерины и артистки оперетты Ольги Павловны Грековой-Дашковской. Они охватывали период от начала прошлого столетия до 50-х годов. Автор рассказывает в них о некоторых явлениях и событиях дореволюционной театральной жизни, об известных артистах оперетты (В. Потопчиной, Н. Тамаре, Н. Монахове, М. Дмитриеве) и о тех, кто стоял у истоков советской оперетты.

Книга иллюстрирована многочисленными редкими фотографиями.

В 1917—1918 годах судьбе было угодно чтобы актриса жила и выступала в нашем самом любимом городе. Именно поэтому благодаря книге «Старые мастера оперетты» мы можем найти крайне любопытные описания о жизни в Харькове в то далекое не простое и крайне сложное время.

Все началось с того, что известный актер и режиссер оперетты Константин Дмитриевич Греков в 1917 году подписал договор на зимний сезон в Харьков со знаменитым  в то время дирижером Федором Васильевичем Валентетти. Сама Ольга Павловна вспоминает об этом так:

«Валентетти действовал по поручению некого дельца, снявшего Харьковский оперный театр (бывш. Рымарский клуб). Помещение было хорошее. Человек, финансировавший харьковское дело, не был профессиональным антрепренером. Он окончил дирижерские курсы и мечтал о работе в театре. Имея толику „презренного металла“ , задумал создать опереточный театр большого масштаба. Для этого и привлекались очень большие опереточные силы. На амплуа главной героини была приглашена на весь сезон знаменитая опереточная примадонна Виктория Викторовна Кавецкая, выступавшая в оперетте только как гастролерша (говорили, что ее голосовые связки так же, как и связки знаменитой оперной итальянской певицы Аделины Патти, были после ее смерти закуплены учеными Америки).

Надо сказать, кстати, что только при условии повседневной работы в театре Кавецкой, а не ее гастролей, Греков и принял командование опереточным кораблем в Харькове. Ему нужен был ансамбль для того, чтобы театр, им возглавляемый, имел подлинное художественное лицо.

Актер на амплуа героя был приглашен из Москвы. Им оказался недавно поступивший в оперетту И.С.Зона из украинской драмы, но уже высоко „котирующийся на опереточном рынке“ (говоря языком того времени) молодой певец Николай Антонович Дашковский, обладавший замечательным меццо-характерным тенором, редкой сценической внешностью и большим актерским дарованием.

Я тоже получила от Валентетти предложение работать в Харькове, и после необходимой переписки подписала договор с администратором, привезшим нам контракты и авансы. Греков очень на меня сердился все то время, пока я вела переговоры с Валентетти сама. Он считал, что я, как и другие его постоянные работники, включалась в его договор на харьковский сезон как нечто само собой разумеющееся. „Прямо как инвентарь!“, — обижалась я про себя. Греков был прав, ибо моя сестра никогда не отпустила бы меня одну в чужой город. Открытие зимнего сезона в Харьковской оперетте намечалось, кажется, на конец сентября 1917 года. Дело формировалось заново, и потому работа предстояла большая и срочная.»

И вот юная Ольга Павловна приехала наконец-то в наш город. С какими же трудностями она столкнулась? Что увидела? Чем жила?

«С вокзала Настя повезла меня на квартиру своей матери. Ее мать, в прошлом драматическая актриса второго плана — в старости очень несчастная, безработная, — перебивалась с хлеба на квас. Маленькая ее квартирка, состоявшая из одной комнаты и кухни, находилась почти на окраине города. У меня стали катастрофически быстро таять деньги, полученные в счет аванса, которые я тратила на дорогой в то время вид транспорта — извозчиков.» Так что, как видим, и 100 лет назад у жителей нашего города, живущих на окраинах, проблемы были те же, что и сейчас.

Со всей страны в Харьков на новое место работы приехали актеры. Начались репетиции а потом и первые выступления. «Спектакль „Жрица огня“ произвел на харьковскую публику хорошее впечатление своим составом и серьезностью постановки. Такое же впечатление оставили и последовавшие за „Жрицей огня“ спектакли „Граф Люксембург“ Ф. Легара и „Принцесса долларов“ Лео Фалля.

Затем стали готовить „Цыганский барон“ И. Штрауса с Е. Ивановой и Н. Дашковским в главных партиях. Вся труппа работала очень напряженно. Особенно доставалось балету... В Харькове оперетта до этого времени не пользовалась популярностью, несмотря на то, что здесь гастролировали большие таланты этого жанра, начиная с Н. М. Монахова. Поэтому вся труппа держалась подтянуто, как войска перед боем. Атмосфера установилась дружеская, теплая. Если и бывали какие-нибудь маленькие „теневые моменты“ , то лишь между двумя-тремя актрисами, что плохой погоды на общем хорошем фоне не делало...

Работа в театре сложилась интересная, но жить было очень трудно. К началу сезона мы с Н. Пилецкой вынуждены были перебраться в гостиницу поближе к театру. Номер оказался более чем скромным, но зато теплым, что также было немаловажно. Никакие способности солистки балета не могли угнаться за „прыжками“ денежных знаков того времени. А нагрузка на аппетит, учитывая сумасшедшую работу в театре, была большая. Жалованья хватало только на какую-то баланду и картофельные котлеты с гнусной подливкой в столовой. Настроение у меня тогда впервые стало безрадостным. Я понимала, что, как бы ни увеличивалось мое жалованье, сыта я, кажется, не буду никогда... Не говоря уже о том, что ведь нужно было и одеваться. Пальто у меня, правда, было новое, сделанное в Москве на летний аванс, но оно было все-таки одно. И для зимы, и для лета. Все это наводило на тяжелые размышления, но нужно было работать...»

Однако помимо трудностей, в харьковской жизни Ольги Павловны были и светлые моменты. Еще бы: ведь новая оперетта И. Кальмана «Сильва» имела в нашем городе ошеломительный успех!

«Сильва» целую неделю не сходила с афиш, чего в практике опереточных театров до этого времени не бывало. Вся неделя прошла при стопроцентных сборах. Попасть на этот спектакль без знакомства было невозможно. Много впоследствии мне пришлось видеть хороших актрис, безупречно играющих Сильву. Театралы, видевшие Эльну Гистедт, говорили, что самой лучшей Сильвой была она. Но на мой взгляд, никто в этой партии не мог сравниться с Викторией Викторовной Кавецкой. Голос ее был необычен по красоте, чистоте, нежности тембра и силе звука. Она обладала, кроме того, особой музыкальной выразительностью и большой певческой культурой...

Большое впечатление производил на зрителя (да и нам всем очень нравился) знаменитый дуэт из второго акта — «Помнишь ли ты?..» Кавецкая и Дашковский пели его как концертный номер. Дирекция театра не затрачивала больших денег на костюмы для хора и балета. Вернее, ничего не затрачивала. Потому у восьми девушек, которые, по замыслу автора, «выходят в свет» в день прощального спектакля Сильвы, костюмы были очень простенькие: тюлевое белое полудлинное платье с оранжевым тафтовым поясом и веночек на голове…

Доброжелательные взаимоотношения в театре способствовали хорошему настроению в нашей жизни и работе, несмотря на финансовые затруднения. Мы часто ужинали вместе большой актерской компанией. Увы! Без этих ужинов я бы ноги протянула".

Театр театром, но жизнь — это ведь не одни лишь выступления и бенефисы. За стенами коммерческого клуба происходили совсем иные события, менявшие не только жизнь людей, но и страны. О гражданской войне Елена Павловна в своих мемуарах написала крайне мало. А то, что написано, ясное дело, подверглось в дальнейшем советской властью цензуре. Однако даже эти крохотные фрагменты представляют для нас ценность, и мы видим ту эпоху глазами ее очевидца.

«Поглощенные повседневной работой, мы не вникали в происходившие за стенами театра события. Гул жизни доходил до нас с опозданием. Тягостная атмосфера нескончаемой войны разрядилась установлением Советской власти и на Украине. Ночью матросами был оцеплен и разоружен броневой отряд, представляющий в городе власть. Утром у Драматического театра Синельникова на площади появился на белом коне Юрий Саблин, красавец-парень, который въехал в Харьков одним из первых бойцов Красной Армии. Даня Данильский познакомил меня потом с ним за кулисами.

С установлением Советской власти театр широко открыл двери демократическому зрителю. Театры ни на один день не прекращали своей работы. Вместо богатых завсегдатаев зрительный зал заполнили солдаты фронта, рабочие, советские служащие. Харьковское студенчество давно уже посещало наш театр, полюбив его наравне с Драматическим театром... Наш театр оперетты стал пользоваться огромной популярностью и любовью нового зрителя…

Постановка целого балета в опереточном театре практиковалась впервые, и мы понимали всю ответственность задачи. Работа над „Шопенианой“ была трудной. Танцевали мы все, без исключения, на пуантах. Заниматься приходилось много, кроме обычных каждодневных репетиций и спектаклей. А с балетными туфлями была катастрофа. В Харькове их достать не было возможности. После больших хлопот нам привезли балетные туфли очень низкого качества из Москвы. Танцевать в них было сплошным мучением.

Наконец наступил все-таки родившийся в муках наш бенефис. Балетный спектакль прошел удачно. Мы хорошо станцевали „Шопениану“ с Гавриловой в главной партии. Хорош и разнообразен был дивертисмент, где каждый номер бисировался. В Харькове до этого времени балеты целиком не шли, и это начинание произвело впечатление на театральную публику. Но в это время в нашу относительно спокойную жизнь стали врываться грозные вести. В городе было неспокойно, ползли разные слухи...»

В довольно обширных мемуарах Ольги Павловны Грековой-Дашковской есть одно ее эмоциональное воспоминание о Харькове, которое для меня представляет большую ценность. В нем нет сенсаций, уникальных фактов или скандальных разоблачений. Оно крайне важно для меня в силу глубоко личностного восприятия современницей исторического события. Именно его я и желал бы привести в окончании статьи.

«…Началась интервенция, и говорили о том, что Харьков займут немцы. У нас в театре никто не хотел этому верить, все замерли в тоскливом ожидании чего-то страшного. И вот в один из ясных весенних дней произошло то, что врезалось в мое сознание на всю жизнь как страшный сон. Меня с подругой Соней пригласили после спектакля на семейное торжество одной нашей балерины, харьковчанки. Празднование кончилось поздней ночью, и нас никто не решился отпустить одних домой.

Утром, восхищенные прелестью весеннего дня, мы решили пройтись по парку, благо, репетиции в этот день в театре отменили. Нас удивили необычайно пустынные улицы. Ни одного извозчика, ни одного пешехода. Мы с Соней продолжали идти вверх по Сумской в сторону шоссе. Кругом было тихо-тихо…

Вдруг в эту тишину гулко ворвался со стороны шоссе звонкий цокот копыт. Наконец, показался одинокий всадник, державший на поводу вторую оседланную лошадь без седока. Доскакав до первого дома на Сумской улице, всадник слез с лошади и стал что-то поправлять в подпруге. Дома с закрытыми воротами стояли как вымершие. Нами овладело беспокойство, как будто в этот солнечный и прелестный день вошло какое-то чужое, инородное тело, изменившее сразу весь ландшафт. Ничего еще не понимая, мы стали вглядываться во всадника, находившегося от нас на расстоянии примерно десяти-двенадцати шагов. Он продолжал возиться с лошадью, не замечая нас.

И тут меня вдруг как обухом по голове ударило! Я увидела перед собой серую немецкую форму, которая на меня всегда наводила ужас, когда приходилось видеть военные фотокорреспонденции. Не сговариваясь, мы с Соней, взявшись за руки, молниеносно повернули назад и стрелой помчались вниз по Сумской. Добежав до первого переулка, мы свернули в него и продолжали свой бешеный бег вплоть до самого театра. Ворвавшись в контору, мы рассказали Грекову и директору Хатранову о пережитом страхе… К вечеру город целиком был занят кайзеровскими войсками…»

Все, кто заинтересовался, при желании сами могут прочесть в книге и о белогвардейских войсках, и о возвращении красных в наш город. Ведь Харьков глазами Ольги Павловны Грековой-Дашковской действительно интересен и настолько ярко описан, что как будто видишь его сам.