В 20-х годах ХХ века наш город, к сожалению, не был таким уж прекрасным и цветущим. Для кого-то он был просто чужим и даже заграницей. Для кого-то ― местом страданий и лишений.

В стране, истощенной гражданской войной и «отречением от старого мира», царил голод, разруха и бандитизм. Немалой проблемой была и детская преступность, с которой новому государству необходимо было бороться.

Работы, посвященные беспризорным и изданные в 20-х годах, являются ценнейшим источником также и для изучения прошлого нашего города. Ведь информации о Харькове в них немало. В 1925 году в свет вышла книга Маро (М. И. Левитина) «Беспризорные: Социология. Быт. Практика работы».

Благодаря этому исследованию мы с вами узнаем, что, оказывается, пристанищем малолетних харьковских преступников и сирот были вокзальные катакомбы ― некие подземные коммуникации Южного вокзала. Местные органы правопорядка об этом, ясное дело, знали и периодически устраивали там облавы.

«Они ухитряются ютиться в самых неприспособленных для разумения взрослых «помещениях». В каждом городе есть свои центры: так, в Симферополе вокзал и мост через реку: под ним у них устроены пещеры, на Минеральных Водах (Кавказ) вблизи вокзала ямы, в Харькове «катакомбы» под вокзалом, в Москве в зиму 1923 г. это были чаны для варки асфальта, лари на базарах в дополнение в прежним ямам и трущобам».

Выглядел тогда вокзал и близлежащие окрестности, думается мне, не так прекрасно, как на открытках 30-х годов, созданных Иваном Николаевичем Шульгой.

Оказывается, по данным Харьковской комиссии по делам о несовершеннолетних,

«Все девочки в Харькове за 22-23 г., их было 16, кроме двух, занимались проституцией. Они все в возрасте от 13 до 17 лет. Все дети ремесленников, рабочих и крестьян. У некоторых решающим моментом было влияние старших или же однолеток. Во всех случаях в основе необеспеченность, нужда, нищета, круглое сиротство».

Автор приводит несколько подробнейших историй падения юных жителей нашего города, от которых воистину веет подлинным ужасом.

Глава IX называлась «Песня беспризорного, как отражение его быта».

Указывалось, что харьковские песни были собраны в нашем городе тов. Велецкой, которая являлась председателем коллегии обследовательниц Харьковской комиссии по делам несовершеннолетних. Однако авторы книги при этом уточняли, что, несомненно, часть песен ― явное творчество взрослых.

Цитируемые в данной книге песни беспризорников нашего города во многом отличались от подобных песен из других городов региональными жаргонизмами. В силу их уникальности они представляют немалую ценность для изучения прошлого Харькова.

Вот часть из них.

О тюрьме.
«Тюрьма — тюрьма, какое слово,
Для всех позорна и страшна.
Но для меня она не нова,
Я с нею свыкся уж давно.
Привык я к камере унылой.
Привык к висячему замку.
Привык к решетке я постылой,
Привык к всеобщему замку.
В углу стоит ушат с водою
И койка красная в стене,
И все, что вижу пред собою,
Все полагается в тюрьме.
В окно смотреть не позволяют,
Нельзя нам громко говорить.
А крикнешь — в карцер отправляют.
Спроси, за что? — так станут бить.
Сижу под следствием два года.
Сижу, в окошко я гляжу.
Судьбу-злодейку проклинаю.
Спроси, за что я здесь сижу?»

Безысходностью, тоской и унынием полна следующая песня:

«А в саду при долине
Там поет соловей,
А я бедный па чужбине
Позабыт от людей.

Позабыт и заброшен
С молодых юных лет.
Я остался сиротою
Счастья — доли мне нет.

Чужих деток ласкают
И голубят норой,
А меня все обижают
И для всех я чужой.

Холод и голод
Он меня изнурил,
Но ведь я еще молод —
Все с терпеньем сносил.

Вот нашел уголочек
Да и тот не родной,
Надоела жизнь такая
И решил искать покой.

А быть может, повяжут,
Расстреляют меня
И никто не узнает,
Где могила моя.

А лишь ранней весною
Запоет соловей
И быть может, узнают,
Где закопан был я».

Исследователи писали:

«Девушка и любовь к ней играют важную роль в жизни юноши. Беспризорные рано начинают жить половой жизнью, в соответствии с общим более ранним их развитием и с более ранней их социальной активностью. В песнях по-разному отмечаются отношения к девушкам».

При этом, приводя песни на лирическую тематику, авторы делали весьма интересное уточнение для читателей:

« В Харькове такой притон называется «малина». Обычно это паштетная или же мелочная лавочка. Только по условному знаку попадают в задние комнаты, где «блатными» назначаются свиданья, где совершаются всякие сделки. Там же есть и жилая комнатка, где нуждающиеся находят себе приют и отдых».

«И проклятой судьбе покориться
И забыть навсегда о былом.

И теперь я наказан судьбою,
За железной решеткой сижу.
А как вспомню тебя, дорогая,
Как безумный по «киче» хожу».

А вот харьковская песня 19-20-х годов, повествующая о судьбе обвиненного в налетах. Видимо, слово «мент» тогда было еще незнакомо и непонятно советскому читателю. Поэтому авторы давали расшифровку, поясняя, что это значит «конвойный».

«Неожиданной облавой
Арестован был я.
Но два «мента» и
«Резанули» меня.

Привели — посадили,
Я все думал — шутя.
А на утро объявили,
Что мы «шлепнем» тебя.

«Что ж вы, твари, хотите
Меня, невинного, убить?
Вы сначала допросите
Ведь успеете сгубить».

Были песни, описывающие жизнь и чувства девушек. Например, эта исполнилась на мотив известной украинской песни «Ой знаю, знаю».

«Идет мой милый
С города пьяный
Стук-стук в окошко,
Я твой коханый.

А я встала,
«С понтом кемала»,
Дверь отворила,
Поцеловала.

За стеночками,
За дворочками
Стоит кроватка
С подушечками.

На той кроватке
Дуся лежала,
А правой ручкой
Милого держала.

Не ходи, детка,
Вечером поздно
Не «стопори»,
Где невозможно.

Тебя свяжут —
Мне не скажут.
Тебя не будет,
Что со мной будет?

«Не бойся, детка,
Не бойся, Дуся,
У меня есть шпалер,
Я отобьюся».

Но парня связали
И расстреляли...
Его не стало,
Плакать я стала.

Позаростали
Стежки-дорожки,
Где проходили,
Милого ножки.

Позаростали мохом-травою
Где мы гуляли,
Милый, с тобою».

Или вот еще:

В прошлом Харькова было разное. Есть то, чем стоит гордиться, а есть и то, о чем говорить страшно. В любом случае надо помнить все ― ведь это часть нас и часть истории самого любимого города на земле...