В прошлую субботу Мартин Брест, Kostia Chabala , Руденко Юрий (Rudenko Yury) много матерились, говорили в «Накипело» о «зрадах», «перемогах», пехоте и своих книгах.
О своих книгах
Константин Чабала: Моя книга даже не столько о войне, сколько о людях на войне. Это художественное произведение, где героев можно назвать вымышленными, потому что в реальной жизни их в том виде, в котором они есть в книге, не существовало. Это сборные характеры, в какое-то время находящиеся на определенном участке фронта. Они просто живут, как обычная окопная пехота.
Написание по времени заняло два месяца поездок в метро — 80 процентов книги написано по пути с работы и на работу.
Юрий Руденко: Если вкратце, моя книга — история первого полугодия войны в «попсовой» обертке. Если развернуто, это описание финала событий Майдана и начала АТО, различные закулисные штуки, которые не попадали в сводки новостей. Чтобы заинтересовать массового читателя, это положено на бэкграунд любовного романа. Главная героиня полностью выдумана — это израильская журналистка, приехавшая в Украину написать статью о Майдане. Она узнает удивительные вещи, а потом путешествует по зоне АТО.
Мартин Брест: Моя книга с говорящим названием «Піхота» — про украинскую пехоту, про тот ее кусок, который я видел. Он абсолютно типичный, мы все, від підрозділу до підрозділу, совершенно одинаковые люди. Я люблю говорить, что есть много родов и видов войск, а есть пехота — люди, которых не взяли ни в один из вышеперечисленных видов, и они страшенно этим гордятся. Все, что я могу сказать про книгу — будет пересказом слов Кости и Юры, потому что это и описание того, что я видел, и про людей на войне, и немножко даже истории, совсем маленький кусочек.
Обычно, когда профессиональные вояки начинают рассказывать гражданскому человеку про войну, это два абсолютно непересекающихся мира: фраза у вояки означает совсем не то, что у нормального мирного человека. А что у нас получилось с мобилизацией: гражданские люди пришли на войну, стали там немного вояками, вернулись и пишут книгу — потому что это самый простой способ самовыражения. И получилось, что это люди меж двух миров: они вроде и были, и остались гражданскими, но при этом они уже — вояки.
О том, зачем написали книги
Константин Чабала: Написал книгу, чтобы показать людям свое видение, какой была эта война. Для меня важно рассказать: вот это мы видели, вот это — прошли. Любите и ненавидьте нас такими, какие мы есть.
Мартин Брест: Я самому себе постоянно задавал вопрос: чего тебе не хватает, зачем все это? Тебе признания не хватает или денег? Только не надо думать, что на книжке офигенно зарабатываются деньги — это не так. И я много разных ответов придумывал. Под вечер приходит пафосный ответ: «Я должен сказать за всех пацанов». И это правда — нужно сказать, потому что пехоты сто тысяч человек. Сто, мать его, тысяч. Ты должен сказать за них и не облажаться при этом. С утра, когда выспался, думаешь: «Та ну какое “за сто тысяч”. Просто хочется писать, нравится процесс написания. Первые 15 минут, потом надоедает». И объяснения изо дня в день менялись — и все они были правдивыми.
Юрий Руденко: Самое смешное, что в первую очередь это было написано даже не для украинского читателя, а для зарубежного. Русскоговорящих людей по миру очень много; так или иначе, они смотрят российское ТВ и кушают всю эту пропаганду. На время наших майдановских событий, на период начала АТО, когда российская пропаганда “рвала и метала”, у таких людей сложилось негативное мнение об Украине и наших добровольцах. Идея книги — объяснить людям, как все было на самом деле, на простых фактах, которые можно проверить в интернете.
Мы участвовали в войне, когда она уже перешла в стадию окопной, наши бригады не бороздили Донбасс слева направо, иногда неделями оставаясь без связи. У нас была возможность писать в Фейсбук, доносить информацию читателям. Моя книга о людях, которые были слишком заняты войной и не могли писать в Фейсбук.
О поколении, которое разучилось читать
Мартин Брест: У нас же страшно нечитающая страна, на самом деле. Офигительно нечитающая. Где-то мы про***ли (потеряли, — прим. ред.) это поколение людей, которые должны любить читать — знаешь, как мы читали запоем Луи Буссенара, Майн Рида, Фенимора Купера. А потом появилось поколение людей, сказавших: «А есть какое-нибудь кино на эту тему?».
Вот ты пишешь книгу, издаешь, люди начинают ее покупать. И вдруг понимаешь страшную вещь: в нашей стране, условно, 35 миллионов человек. Из них что-то читают, пускай, миллионов семь. Из этих семи миллионов — добрый миллион вояк и семей военных. И вот этот лям (миллион, — прим. ред.) может прочитать эту книжку. И она им будет близка, они будут понимать, о чем она. А тут речь идет не о сотнях тысяч книжек, а о нескольких тысячах.
О книгах об АТО
Мартин Брест: У нас больше сотни книжек про АТО, из них около тридцати написано вояками. Я вам доповідаю: вот эти тридцать книжек — это лучшая литература про АТО, что у вас есть. Она же худшая, и она же единственная. И либо вы ее читаете, либо читаете “Лайфньюз”.
О работе Министерства информационной политики
Юрий Руденко: Благодаря тому, что я написал книгу, я попал на канал “Минстеця” (жаргонное название Мининформполитики, образованное от фамилии министра Ю. Я. Стеця, — прим. ред.), который вещает за рубеж. Наконец-то Украина с 2015 года сделала свой канал а-ля “Russia Today”. Я веду там передачу об истории АТО, — благодаря тому, что кто-то там прочитал мою книгу, ему, наверное, понравилось, и меня пригласили. Это “перемога”.
Дальше — “зрада”: хорошо, если бы Министерство информационной политики провело тендер, чтобы профинансировать писателей. Но люди, которые умеют выигрывать тендеры, выиграют их, и вместо АТОшников напишут такую книгу, или выкупят рукопись у бойцов АТО, которые ее уже написали.
Об изменениях в армии
Мартин Брест: Темп изменений в армии такой, что за полгода однозначно радикально произошли изменения, например, по “речовому забезпеченню”. “Речове забезпечення” и еда — это основные вещи, которые волнуют военного. Кто не был в армии, думает о боеспособности, которую никто и никогда не может измерить, о KPI командира.
Генеральный штаб сейчас делает очень правильную вещь. Когда одна из механизированных или десантных бригад заходит в АТО, в нее откомандировывают тысячу человек, которые подписали контракты в тыловых частях, не участвующих в АТО: в ПВО, в авиации. И пацаны там тот же год сидят, получая боевой опыт. То есть он ПВОшник, ему теоретически не нужен навык стрельбы из СПГ, но практически он получает самую ценную практику: как выполнить задачу в бою. Даже мы, «мобилизяки», получили боевой опыт, демобилизовались и теперь сидим, ждем, когда нас позовут.
А вот с той стороны нет таких мобилизованных, там мобрезерв заканчивается, он участвует в боевых действиях. И у них нет такого понятия, как контракт, который рано или поздно завершится, или мобилизованного рано или поздно уволят, или можно перевестись. Они конечны там, они заперты. А любой человек, находящийся взаперти, рано или поздно начнет задавать себе вопросы: «А где будет учиться мой ребенок?». А напротив стоит армия «укропов», у которой “Джавелины”.
О том, стоит ли легализовать возможность откупиться от армии
Юрий Руденко: Есть хорошая фраза «Если мятеж нельзя предотвратить, его нужно возглавить». И когда какой-то товарищ заплатит деньги в кассу, а не кому-то в военкомате — что так, что так он откупился от армии, но хоть деньги пошли по назначению.
О потребностях армии, которые не закрывает государство
Мартин Брест: Это специфическая медицина — различные турникеты, иглы для пневмоторакса, специализированная оптика и транспорт. Машины так или иначе выходят из строя, а ездить на нараду в штаб на здоровом «ГАЗ-66» можно, но это офигительная цель для ПТУРа — он медленно едет и периодически глохнет. Это три основные составляющие волонтерской допомоги, которые очень важны. Остальное — так называемые «смаколики для пацанів».
О том, как вернуться с войны
Юрий Руденко: Человек на войне, в армии, получает опыт, который уже никуда не деть, и он его применяет в мирной жизни: нужно просто научить его применять. Сразу после возвращения наступает стадия миграции, потом стадия разочарования — это нормально. Затем нужно будет подумать «Что же я умею?», и либо вернуться в армию, либо найти работу.
К сожалению, у нас в стране обращение к психологу считается чем-то странным. Надо не боятся, идти к психологу, не подошел специалист — идти к другому, это нормально. Психология — не магия, есть определенные стандарты и протоколы работы с человеком, пережившим травматическое событие. Делаем что-то: не подошло, значит, делаем другое.
Нужно работать и с военными, и с их женами. К проблемам демобилизованных у нас привлечено большое внимание. А на то, что, пока папа воевал, мама была и за папу, и за маму, — на это никто не обращает внимания, хотя женщины тоже фактически воевали.
Мартин Брест: Идти нужно каждому, даже если думаешь, что у тебя нет проблем. У тебя их и не будет, — они будут у окружающих. Я ультраадекватный человек, мы вышли из АТО без потерь, без “двухсотых”. Я приехал с войны и думал: у меня-то уж точно не будет проблем. Первый раз, когда человек, вернувшийся с войны, дает “в табло” соседу, бывает иногда лишь потому, что тот слишком громко заговорил, или слишком медленно зашел в лифт. Как только начинаются приступы немотивированной агрессии, как только хочешь кого-то ударить — нужно пойти к психологу. И не говорить ему: «Мне нужна помощь. Я болен», а сказать: «Я могу всех соседей перебить — они дебилы. Боюсь, что потом я и жену ударю».
ПІДПИШІТЬСЯ НА TELEGRAM-КАНАЛ НАКИПІЛО, щоб бути в курсі свіжих новин
