Запах дыма чувствуется уже в Изюме. До Северодонецка почти 150 километров.
Пожары в Луганской области начались в лесах, перекинулись на огороды и дома в окрестных селах. Пять человек погибли, 21 — в больнице.
Чем ближе подъезжаем, тем больше дыма на трассе и усталых пожарных на обочинах.
Густой сосновый лес по обе стороны дороги. Через каждый километр — плакат «Не згуби ліс сірником», а за ним — выгоревший подлесок. Сосны остались стоять — лысые, кора обуглилась и почернела.
На очередной развилке — три армейских палатки, десяток машин ГСЧС и спасатели. Они курят, пьют кофе с автозаправки и о чем-то устало говорят.
Останавливаемся.
— Как дела в Смоляниново?
— Потушили, дымится.
Через десять минут доезжаем до окраины села. Нас встречает пожарная машина, которая увязла в песке. Спасатели и военные никак не могут ее вытолкать.
Чуть дальше — церковь. Одно из ее зданий полностью сгорело, на земле лежит купол, краска на нем оплавилась.
В селе много полиции и ГСЧСников. Кое-где еще дымятся дома, их поливают из брандспойта. Огонь уничтожил в этом селе 23 жилых дома и 80 дач.
Захожу во двор одного из сгоревших домов. Людей нет, от здания остались только кирпичи. Посередине двора — обугленные «Москвич» и прицеп.
Из-за угла дома выходит кошка. Ее лапы — серые от пепла. Она оглядывает двор, замечает меня и бежит навстречу. Поднимает голову, смотрит на меня янтарными глазами. Я отворачиваюсь и ухожу. У меня нет ни еды для нее, ни надежды. Только ком в горле.
Следующий дом. Видно, что за ним ухаживали. От ворот под навес, оплетенный сгоревшей лозой, ведёт дорожка из плитки. Внутри никого, только гарь и копоть.
Подходят полицейские, спрашивают, кто мы. Показываем удостоверения, говорим, что журналисты из Харькова.
— Снимайте, но недолго, пожалуйста. Сейчас приедут охраняемые лица, лучше, чтобы вы не попадались им на глаза.
На вопрос, кто такие «охраняемые лица», полицейские не отвечают и молча улыбаются.
Выезжаем снова к церкви. Тут ещё с десяток полицейских, автобус с решетками — такие, обычно, пригоняют на митинги.
—Эээ, ребят…, — говорит нам полицейский.
— Охраняемые лица?
Полицейский кивает.
— Мы дальше поедем, не волнуйтесь.
Вдоль трассы картина та же: выжженный подлесок, черные деревья. Останавливаемся, и я иду в лес. Иду по пеплу. Одновременно пепел падает с деревьев на голову. Кругом ничего живого — только обожженные сосны и мертвые муравейники. Фотографировать смысла нет — в кадре пепел выглядит землёй.
Подъехали к другому краю села. Тут тоже спасатели из брандспойта тушат дымящиеся обломки.
У одного из целых домов, закрыв лицо рукой, сидит женщина. Непонятно — плачет, или просто устала и замерла в такой позе. Подхожу ближе, и она поднимает голову. Глаза красные, плачет.
«Сосна начала горіть, і вітер такий сильний, наче смерч. Все ось такими клубками понесло сюда. Дєд у мене не ходить, винесли його з дому, поставили ось туди, а шифер навкруги летить і пожарок все нема і нема. А тоді приїхав трактор з бочкою, спасли хату. А так би не спасли».
Я не знаю, что ей сказать. В голове ничего, кроме штамповых выражений, которыми пользуются журналисты. Говорю Спасибо и ухожу, не оглядываясь.
Дальше по улице встречаем еще людей — говорят неохотно. Спасли дом потому, что поливали улицу из шлангов. Когда выключилось электричество, таскали ведрами.
На лавочке сидит мужчина в хаки. Из кармана торчит рация — возможно, кто-то из охраны тех самых «лиц». Увидев камеру, просит не снимать. Проходим мимо.
Женщина в следующем дворе, увидев камеру, сразу переходит на крик. Кричит, что, увидев пожар в лесу напротив села, тут же позвонила 101, а ей сказали, что все машины тушат лес. Кричит, что потеряла все — и дом, и хозяйство.
«Когда первый раз позвонили, огонь еще поверху шел! Я звоню, говорю: «Пожарку! У нас будет гореть село!». А мне в ответ: «Нету у нас пожарок! Они лес тушат»! А в Лисичанске нам сказали, что к ним сигнала не было! Вот такая вот у нас власть!
У меня все полностью сгорело: дом сгорел, сено сгорело, хоздвор сгорел!!! Кто мне его восстановит? У людей дома повыгорали до пепелища! Полностью! Кто восстановит? Никто? Потому что безвластие!».
Ее крик звучит у меня в ушах, когда благодарю ее, что согласилась поговорить. Идём к трассе, садимся в машину. Мужчина в хаки смотрит нам вслед, держа в руке рацию.
Запах дыма преследует нас долго. На кроссовках пепел из леса. Постираю их, когда приеду домой. А крик женщины «Что нам теперь делать?!» — останется со мной гораздо дольше.
Когда останавливаемся покурить на обочинах, тщательно втаптываю сигаретный пепел в песок.
ПІДПИШІТЬСЯ НА TELEGRAM-КАНАЛ НАКИПІЛО, щоб бути в курсі свіжих новин
