«От редакции.

Все газеты ведут хронику несчастных случаев, никто не пишет о счастливых моментах жизни. Жизнь полна плохого; печального гораздо больше, чем веселого, но есть же и хорошее, красивое;
об этой красивой жизни писать не принято...

У нас печатают портрет интересного человека, его дом, его изящные вещи, пишут об укладе его жизни только тогда, когда он умрет, попадет в крушение поезда или в судебный процесс! Еще такое право дает выступление в общественных делах, но не все же интересные люди работают в этой области, есть и другие.

Заграничная печать ― особенно в стране самой совершенной культуры, в Англии ― давно уже отступила от этого принципа. В английских газетах пишут не только некрологи, пишут также о радостном рождении, о балах, охотах и т. д.
Радостного так мало в жизни, что его, казалось бы, надо подчеркивать, как можно больше говорить о нем...»

Вот такими прекрасными словами, актуальными и по сей день, обращались к своим читателям создатели журнала «Столица и усадьба. Журнал красивой жизни» в своем первом номере от 15 декабря 1913 года.

Для начала было напечатано полторы тысячи экземпляров, а подписчиков оказалось всего 72. Успех, однако, вышел небывалый ― тираж второго номера составлял уже 3 тысячи, через год ― 20 тысяч! Это при том, что цена за один номер журнала, выходившего 2 раза в месяц, была нешуточная. В самом начале она составляла семьдесят пять копеек, но вскоре повысилась до рубля. Для сравнения: номер харьковской еженедельной газеты «Утро» стоил 3 копейки, а популярный иллюстрированный еженедельник «Огонек» ― 5 копеек.

Это совсем не удивительно, ведь «Столица и усадьба» был первым и единственным глянцевым журналом в тогдашней империи, посвященным сплетням, светской жизни и ориентированным на высшие слои общества. По сей день он считается одним из лучших образцов дореволюционных периодических изданий.

Каждый номер печатался на лучшей мелованной бумаге красивыми шрифтами, снабжался богатыми цветными иллюстрациями на обложке и цветной вклейкой внутри.

Завистники поговаривали, что основатель и главный редактор журнала ― Владимир Пименович Крымов создал его, чтобы пробраться в «высшее общество». Однако к моменту выхода первого номера «Столицы и усадьбы» в 1913 году Крымов уже был вполне состоятельным человеком.

Рождение в 1878 году в очень бедной староверческой семье не помешало Владимиру Пименовичу иметь феноменальную предпринимательскую жилку и богатую биографию.

В 1910 году он приехал в Петербург, познакомился с печатным магнатом А. С. Сувориным, получил приглашение работать в «Новом времени» и вскоре стал там не только постоянным автором, но и коммерческим директором. К 1913 году Крымов еще больше разбогател, в основном за счет торговли каучуком из Южной Америки.

Для нас ценность «Столицы и усадьбы» заключается в том, что журнал является живой энциклопедией жизни того времени.

В многочисленных рубриках освещалась светская жизнь:

Спорт:

Коллекционирование:

Немало внимания уделялось рекламе дорогих товаров:

Именно в № 26 за 1915 год «Столицы и усадьбы» впервые в империи был напечатан цветной фотопортрет!

Крымов вообще уделял большое внимание фотографии ― в частности, великосветских дам. В журнале публиковались работы лучших петербургских фотографов А. Н. Павловича и Я. В. Штейнберга.

Рубрика «Наши любимцы», где правящая элита демонстрировала публике своих четвероногих питомцев, в начале XX века, как и сейчас, пользовалась большой популярностью.

Харьковские любители глянца и гламура могли приобрести в нашем любимом городе «Столицу и усадьбу» лишь в одном месте ― а именно в книжном магазине А. С. Суворина, располагавшегося по адресу: ул. Екатеринославская, 1 (ныне Полтавский шлях).

Однако наибольшее внимание в журнале все же уделялось местам обитания новой и старой знати — усадьбам.

В силу этого данное издание для нас, слобожан, представляет огромную ценность. Ведь на глянцевых страницах среди светских хроник, рекламы дорогих товаров и фотопортретов светских львиц мы можем с вами увидеть ту красоту нашего края, которая не дожила до нынешних времен или почти не сохранилась.

За статьи об усадьбах авторам журнал платил необычайно высокие гонорары (с правом их сокращать и исправлять). Был приглашен опытный фотограф, которого посылали снимать старинные «родовые гнезда», их обстановку, отдельные предметы, исторические или художественные, равно как и самих владельцев этих усадеб.

На Крымова действительно работали лучше специалисты: Лукомский писал статьи об архитектуре, барон Врангель и Кондаков ― об искусстве и выставках, Столпянский и Гиляровский ― о быте, барон Остен-Дризен и Евреинов ― о театре, Браудо ― об истории музыки, Левинсон ― об аукционах.

В апреле 1917 года Владимир Пименович Крымов начал свое кругосветное путешествие (Япония, США). Это и спасло его от тяжелой участи многих богатых и образованных граждан Российской империи во время большевистской революции.

Последний сдвоенный (89/90) номер «Столицы и усадьбы» вышел в сентябре 1917 года. Но еще полгода спустя Владимир Пименович, живший тогда в Иокогаме, будет умолять редактора Лернера «тянуть журнал до последнего», говоря: «Такие ценности, как «Столица и усадьба», не уничтожаются… История и искусство будут существовать при любом строе».

Будучи очень богатым человеком, Крымов почти в каждом европейском государстве приобретал недвижимую собственность, и не только в европейском ― к примеру, были у него владения в Гонолулу. Из Японии в разваливающуюся Российскую империю он так и не вернулся. Но, несмотря на то, что в эмиграции жизнь его была безбедна и скончался он в возрасте 89 лет на своей вилле в Шату (пригород Парижа), до конца своих дней он не переставал повторять: «Журнал «Столица и усадьба» ― любимое мое детище, погибшее в октябре 1917 года… И ни о чем потерянном я так не жалею, как об этом издании».

P.S. Кстати, с миллионщиком и создателем первого глянца, думаю, многие из нас встречались, хотя бы и в выдуманном мире. В гениальной пьесе Михаила Булгакова «Бег» есть циничный богач Парамон Ильич Корзухин, знакомый многим по роли Евгения Александровича Евстигнеева в одноименном фильме 1970 года. Именно Владимир Пименович Крымов стал его прототипом.