Как известно, люди во все времена ругали власть. Законы, каравшие за «оскорбление величества», существовали еще в древнем Риме. В законодательстве Российской империи такие преступления также имелись.

Незадолго до революции 1917 года, например, согласно Уголовному уложению оскорблением Величества считалось следующее:

― словесное оскорбление и надругательство над изображением императора, императрицы или наследника, причем наказание варьировалось в зависимости от того, имело ли надругательство цель возбуждения неуважения к означенным особам или не имело;
― составление, хранение, распространение, публичное выставление оскорбительных сочинений и изображений;
― те же деяния, направленные против членов императорского дома;
― публичное оскорбление памяти (словесно или письменно) усопших предшественников царствующего императора.

Правда, совершение вышеперечисленных действий по неразумию, невежеству или в состоянии опьянения смягчало наказание. Ясное дело, полиция благодаря правдивым и неправдивым доносам регулярно фиксировала и расследовала подобного рода преступления. В государственном архиве Харьковской области таких дел можно встретить немало.

Благодаря им мы с вами можем узнать, кто и какими словами на наших землях критиковал власть чуть более 100 лет назад и какие у людей были в то время настроения.

Итак, начнем.

Крестьянка Узинской волости, Васильковского уезда Марфа Степановна Коваленкова, будучи, видимо, очень любящей тещей, донесла в Харькове 3 января 1915 года на своего зятя. Она заявила, что, приезжая иногда из Киева в Харьков погостить к своей дочери Анне Ивановне Коваленковой (по мужу Менжинской), неоднократно наблюдала довольно грубое и оскорбительное обращение с портретом его Императорского Величества государя императора Николая Александровича и его семьи. По словам Марфы Степановны, ее зять Иван Григорьевич Менжинский:

«― Неоднократно запрещал своей жене Анне Менжинской покупать календари с портретом государя императора и его августейше семьи;
― из имевшегося у него (Менжинского) крестового календаря он вырезал портрет царской семьи и сделал из него абажур для лампы, каковым и пользуется при освещении квартиры;
― 23 ноября 1914 года во время приезда государя императора в городе Харьков Менжинский выражал неудовольствие по поводу того, что государь не проехал по той улице, где он стоял, позволил себе высказаться: «Ишь Николашка, там, где я стоял, и не поехал».
― во время пребывания Коваленковой у Менжинских в марте месяце 1914 г. Менжинский, выйдя однажды во двор и заметив, что идет дождь, сказал: «А Николашка себе сидит в теплых палатах и его дождь не может мочить...»

Получивший донос помощник пристава I-го участка города Харькова Савельев в дальнейшем передал его полицмейстеру (главе полиции), ну а тот ― харьковскому губернатору.

Зимой 1916 года в управление пристава 3-го участка города Харькова явилась мещанка Мария Степановна Зайцева и заявила, что «во время ее службы в частной гимназии Орловской в качестве прислуги, где также работал австрийский подданный Иосиф Вокурка, последний при разговорах ругал правительство и порицал русскую армию, говоря, что «все русские дураки», а также высказывал намерения переодеться в форму генерала, поехать и убить государя».

В дальнейшем полицией было установлено, что Вокурка был чехом и по приглашению начальницы частной гимназии Раисы Яковлевой Орловской исполнял черные работы при гимназии, помогая прислугам носить дрова, за что не получал никакой платы ― лишь пользовался столом.

Полиция также не нашла подтверждений доносу. Однако Иосиф Вокурка все равно был подвергнут предварительному задержанию.

Писались доносы в то время и преданными правительству служителями культа.

Например, в марте 1915 года священник Шуликиной слободы, Старобельского уезда отец Иоанн Гревезирский, движимый патриотическими чувствами, донес на своего прихожанина.

Оказалось, что житель из крестьян слободы Шуликиной, рядовой 116 запасного пехотного полка, 34 лет от роду, Григорий Бурлак говорил страшно крамольные по тем временам слова на правительство и армию.

Думаю, в наше время, если кто-то назовет главу государства «барбосом» и выразит свое негодование по поводу социальных проблем, ничего не произойдет. А вот чуть более 100 лет тому назад все было иначе.

23 мая, работая в поле, двадцатишестилетний Порфирий Дмитриевич Кутицкий устал от работы и сел отдохнуть. Когда ему снова сказали взяться за работу, он сказал, имея в виду царя: «Чертов барбос, дурак, его следует зарезать, я бы его уже давно зарезал за то, что он дал нашему хозяину много земли».

Полиция Кутицкого задержала на 2 недели.

В силу военных тягот и проблем в экономике среди населения активно ходили слухи о том, что император Николай II и германский император Вильгельм сговорились между собою, чтобы истребить народ (что-то мне это напоминает). Ясное дело, что это не осталось без внимания полиции.

А вот еще показательная история. В июле 1915 года к кузнецу Ивану Крикуненко, живущему в слободе Скарговке, Ново-Боровской волости, Старобельского уезда пришел поселянин колонии Фриденталь Даниил Федорович Клейн. Когда речь зашла о военных действиях России и Германии, русский подданный Клейн сказал: «... ваш царь, что не поддается нашему; все равно ваша Россия будет нашей».

Об этом сразу доложили в полицию, где начали расследование.

А вот еще не менее интересный случай.

Весной 1915 года крестьянин слободы Спеваковки Изюмской волости из запасных чинов Василий Бровко возвратился с войны и устроился работать лесником в Изюмском казенном лесничестве. 12 марта он с 3-мя рабочими зашел к своим сослуживцам, которые жили рядом в Изюмской лесной даче. Бровко попросил Исаака Гильдебрандта и Иоганна Фризе пустить рабочих на ночлег, так как в его сторожке происходил ремонт. Немцы-менониты в ответ послали Бровко и рабочих «к чертовой матери». На замечание Бровко «вы живете в России и так ругаете русских» русские подданные ответили (если нецензурные слова заменить словом «имели») следующее: «Имели мы вашу Россию и вас, вашу Россию со всех концов имеют».

После этого Бровко пошел к лесничему Изюмского лесничества Круповичу и рассказал о случившемся. Так как Крупович никак не отреагировал, Бровко сказал, что он заявит об этом в полицию. На что от лесничего Изюмского лесничества при свидетелях поступили угрозы: «Если ты заявишь в полицию, то я тебя выгоню со службы».

Обращение в полицию все же состоялось, и та не оставила случившееся без внимания.

Сейчас многие, наверное, удивятся, но на жен воинов, которые по причине личной трагедии критиковали правительство и главу государства, также писали доносы и полиция заводила дела.

В августе 1915 года у жены солдата, служившего в армии, Евдокии Федоровны Свиридовой, гостил племянник. Рассматривая картину, висевшую в доме, на которой были изображены государи союзных держав, он воскликнул: «Какие красивые!», на что Свиридова ответила:

«Добре им, идолам, потребовали, да и сидят ― никаких чертов, а дома здесь страдают семеро, а муж проливает кровь». На это племенник возразил ей, заметив, что она «получает пособие и получила уже более 150 рублей». Свиридова с бранью ответила: «На черта мне ЕГО деньги, пусть отдаст мужа».

После того, как крестьянка слободы Зоринковки Мария Федорона Радченкова проводила своего мужа, призванного по мобилизации на военную службу, она зашла в гости к крестьянину Макару Ведмедеву. Увидев на стене портреты, она спросила, кто это такие.

После того как ей объяснили, что это государи разных стран, она в присутствии собравшихся гостей произнесла: «Это не цари, а черти». На разъяснение Петра Ведмедева о том, что «На картине есть изображение и нашего государя» Радченкова ответила руганью и добавила, что «он только людей берет да бьет и мутит свет».

В наше время часто можно услышать, что раньше все было лучше. На мой взгляд, за прошедшие 100 лет мало что изменилось, разве что свободы слова стало все же больше. Иначе дела были бы заведены на половину населения страны. Однако, хоть в наше время царит свобода и демократия, совсем неприличные истории, связанные с критикой правительства, в данный материал все же не вошли ― ибо всему есть свой предел.