«Харьков – это не первый город, но и не второй город», — немецкий историк Гидо Хаусманн

В Харькове состоялась третья встреча немецких и украинских писателей «Мост из бумаги». Среди докладчиков – историк Гидо Хаусманн и журналистка-политолог Юта Зоммебауер. Мы подготовили для вас главные цитаты обоих выступающих.

Гидо Хаусманн, профессор истории Университета г. Регенсбург

Об интересе исследователя к Харькову

Я начал заниматься историей Харькова, потому что об этом городе было слишком мало сообщений. У нас, конечно, есть русскоязычная и украиноязычная литература, есть архивы, но в сравнении с Харьковом о Киеве, Львове и Одессе намного больше информации. В эти города гораздо чаще прибывают немцы и жители Западной Европы в целом, когда хотят посетить Украину и только когда им хочется составить более полное впечатление о стране, они посещают Харьков.

Об особенностях развития города Харькова

В литературе я нашел такое выражение: «Харьков – это не первый город, но и не второй город». Его нельзя описывать самостоятельно, а только в сравнении с другими городами, прежде всего с Киевом. Это очень приятный, чарующий город, но с точки зрения истории его сложно охарактеризовать. Мне кажется, причиной служит то, что у Харькова не было своего «золотого века». У Киева были Средние века, у Одессы – XIX век. В это время они добились расцвета, у них формировалась культурная память. В Харькове же подобные фазы развития были непродолжительными.

О сталинской эпохе и ее влиянии на культуру города

Мы можем говорить о смерти культуры в Харькове в 30-х годах. Есть воспоминания Джорджа Боссе, который жил тогда в Харькове; описывая весну 1937, он говорит о газетном киоске, где продавали «Правду» и «Известия», доходившие с 24-часовым опозданием из Москвы. Была также и местная газета, «Социалистическая Украина», но она сообщала только лишь о сборе урожая, подготовке к посеву, промышленных успехах, публиковала интервью с рабочими и селянами. О событиях за рубежом газета не писала вовсе. Это определенная картина того, что происходило в культурной жизни той эпохи. Город жил в постоянном страхе перед насилием.

О постсоветском Харькове и звании «первой столицы»

Мне кажется, что после 1991 года харьковчане не приняли однозначного решения [куда им двигаться]. (…) Огромную роль сыграло то, что после распада СССР этот город стал приграничным, близко расположенным к границе с Россией. Во времена Кучмы были попытки сближения с Россией, и Харьков выступал своего рода городом дружбы народов. (…) И я считаю, что обращение к сюжету о Харькове как первой столицы УРСР было использовано против украинского национального проекта. В частности, именно здесь в 2004 году состоялся съезд в поддержку Юго-Восточной автономии со столицей в Харькове.

Юта Зоммербауер, редактор австрийской ежедневной газеты Die Presse

О войне в Харькове

На первый взгляд говорить о войне в Харькове будет преувеличением – город находится в 200 километрах от линии фронта. Тут не видно военной техники, не слышно взрывов. Но если идти по городу и смотреть внимательнее, можно заметить беженцев, внутренне перемещенных лиц, людей в униформе на вокзалах, которые едут с фронта или на фронт. На площадях собирают деньги для армии. Зато не видно Ленина, который стоял на площади Свободы – это следствие победы Майдана. А ведь всего три года назад город тоже был в опасности – имелись столкновения между сторонниками и противниками Майдана, а над областной администрацией был поднят российский флаг.

Об утрате интереса немецких СМИ к конфликту на Востоке

В немецкоязычных странах практически исчезли репортажи о Крыме, Донбассе. Журналисты обходят вниманием эти регионы, в большей степени ими интересуются гуманитарные службы. По степени востребованности в прессе конфликты снизились до уровня региональных, сравнимых с Абхазией, Нагорным Карабахом. В 2014 году моя газета (Die Presse — Ред.) упомянула Украину 2153 раза, в 2015 – 1011, в 2016 – 611 раз. Не потому что конфликт стал намного менее интенсивным, а потому что его стало можно отодвинуть на задний план.

О «серой зоне»

О Донбассе говорили и как о черной дыре, и о белом пятне. Я думаю, больше подходит метафора серой зоны. Серая зона – тот регион, который находится между враждующими сторонами, но не пребывает под чьим-то контролем. В глубину она составляет приблизительно пять километров и пролегает вдоль всей линии фронта. Это территория расстрелянных домов, разрушенных улиц без электрического освещения, территория пустых сел, в которых можно видеть лишь пару человек пожилого возраста. Повседневность в этой зоне наполнена чувством покинутости, неуверенности, непониманием людей, кому они принадлежат. В серой зоне размываются факты и фикция, размывается четкая линия фронта. В ней нет героев, есть люди, которые терпеливо ожидают.

О значимости конфликта для враждующих сторон

Даже для тех, у кого есть оружие в руках, иногда становится загадкой, против кого они воюют, кто их враг сегодня. Одни говорят, что они воюют против россиян и чеченцев с другой стороны, другие говорят о поляках, литовцах и нацистах. Конечно, и то, и другое – искажение реальности, в обоих случаях воюют граждане Украины. И чаще всего, когда с ними разговариваешь, они интересуются, как обстоят дела на другой стороне. После нескольких лет войны я уже не уверена, чего хочет на Донбассе и официальный Киев. Кто-то хотел бы отрезать, «ампутировать» Донбасс, якобы это будет лучше для остальной страны. Другие предлагают «лечить» Донбасс. Но что есть «болезнь Донбасса», и как ее лечить?

О влиянии войны на личность

Для многих, кто оказался вовлечен в этот конфликт, дорога назад невозможна. Война особенно сильно меняет молодых людей. Я подружилась с девушкой Юлией из Донецка, которой 15 лет. Перед войной она хотела стать парикмахером. Потрясенная обстрелами города, проведя много дней в подвале, она хотела присоединиться к армии сепаратистов, как и многие ее друзья-тинейджеры. Сейчас, когда ситуация несколько успокоилась, Юлия планирует стать сотрудником Службы спасения. Но эти люди тоже ходят в униформах, по-военному организованы, разве что не носят оружие. И таких примеров много.