Фанни Шенфогель ― забытое имя в истории Харькова

В годы Первой мировой войны на страницах различных изданий нашего города можно было встретить такой текст:

Но не уверен, что жительниц нашего любимого города в 1914—1918 годах нужно было лишний раз просить о помощи. В то время харьковчанки и без того делали достаточно немало. Именно об их участии в различных сферах жизни военного Харькова и пойдет сегодня речь.

С началом войны в 1914 году, как и в 2014-м, многие женщины стали волонтерками. Начиналось все в того, что на улицах нашего города проводился так называемый «Фургонный сбор», где собирали вещи на нужды солдат.

С развитием боевых действий потребности армии выросли. Женщины, состоящие в различных харьковских организациях, по собственной инициативе собирали и делали своими руками вещи для воинов — например, так необходимые респираторы. К этому важному делу присоединяются представительницы различных национальных и религиозных общин. Например, женщины из еврейской общины делали подарки для солдат. А в  мусульманском дамском комитете помощи раненым шили для них белье.

Однако не только воины на фронте и в лазаретах нуждались в помощи и поддержке. Ведь жизнь семей солдат, призванных на войну из города и губернии, к сожалению, в годы Первой мировой войны, была довольно непростой. Чтобы поддержать их, в августе 1914 года в Харькове были организованы специальные пункты, где жены воинов могли получить материальную помощь. А для детей создавали специальные столовые, в том числе и по личной инициативе. Увы, этого оказалось недостаточно. К осени 1915 года о ситуации, в которой оказались семьи харьковских солдат, газеты писали:

«Солдатка в деревне.
Как живется женам запасных в городе, мы приблизительно знаем. Плохо живется. Правда, городские семьи воинов находятся на попечении культурного общества, и все-таки, как тяжела зачастую бывает эта опека, сколько всяких невзгод приходится иной раз перенести солдатке прежде, чем она получит свой паек. А сколько обид и оскорблений ждут ее дома, когда она принесет эти копейки домой и не сумеет заткнуть громадные дыры своего расстроенного хозяйства. Все мы знаем, например, случаи выселения солдаток из квартир и т. п.
Но если тяжела жизнь солдатки в городе, то можно себе представить, каково живется бабе без мужика в деревне на попечении сельских властей…»

Однако харьковчанки действительно делали все, что могли и, думается мне, все было бы намного хуже, если бы в нашем городе помощью семьям солдат не занималось «Общество трудящихся женщин» и его активная участница Фанни Николаевна Шенфогель. В Харькове времен Первой мировой войны имя это для жителей стало без преувеличения легендарным. Сейчас, к превеликому сожалению, о Фанни Шенфогель мало кто помнит. Так что позволю себе немного рассказать о том, что она делала для нашего города в годы войны.

Итак, родилась Фанни в 1880 году в Киеве в семье состоятельного киевского сахарозаводчика Давыдова. Образование получила в далекой Сибири. После учебы в гимназии некоторое время жила в Бельгии, затем вышла замуж за инженера и переехала в наш город. В Харькове у четы Шенфогель родились сын и дочь. Однако, когда началась война, Фанни Николаевна напрочь забыла о семейной жизни и всецело ушла в дело служения нуждающимся. Молодая женщина стала принимать активнейшее участие в организации лазаретов для раненых и в работе городских попечительств по оказанию помощи семьям солдат. На Балашовском вокзале, который летом-осенью 1915 года был переполнен без конца прибывающими в Харьков беженцами, Фанни ежедневно помогала принимать людей. Отвечая за организационную работу по устройству яслей, приютов и изоляционного пункта, Фанни сама обмывала прибывших детей, сама развозила их по больницам, везде успевая приносить с собою любовь, заботу и порядок.

Те, кому посчастливилось работать с нею и знать ее лично, вспоминали:

«…Я видел пред собой человека активного, настойчивого, энергичного, не останавливающегося перед препятствиями и трудностями для достижения своей цели, для выполнения добровольно принятых на себя общественных обязательств. Как нужны, как ценны в наши требовательные, сложные дни подобные люди. Очень часто и в больших дозах приходилось мне слушать разговоры о беженцах в дамском обществе.
— Вы подумайте, как это ужасно! Дети, потерявшие своих родителей. Кто они, откуда?
Очень длинные разговоры, где так часто повторялись эти слова «ужасно», «ужасно», были вздохи, покачивания головой, сожаления, сочувствия. И как мало из этих сочувствующих, вздыхающих, покачивающих головами, шли в живое н нужное дело, принимались за работу, шли под знамя трудящейся, любящей и верующей женщины тыла. Оказывалось, одни уже работали, другие уже утомились, третьи чем-то заняты, четвертые просто ко всему привыкли, и в результате единицами можно было считать работниц и сотнями — вздыхающих и покачивающих головами. Что скрывать, это тоже одна из печальных истин. Фанни Николаевна не вздыхала, не произносила с особою выразительностью слово «ужасно», не вела длинных разговоров, — ей и некогда было, а поняв страдание в горе, шла и работала, работала до забвения себя самой, собственной семьи, работала нередко с утра до ночи. А когда с нею заговаривали об этом горе, о делах, о беженцах, опять не было праздных причитаний, а звучали слова деятельного, активного человека: «Это сделали; это налаживаем; о том то хлопочем». Вот какое необходимо понимание горя, понимание переживаемых событий и отношение к ним: «Сделали. Делаем». И самое главное, Фанни Николаевну не нужно было призывать. Она сама искала дело, сама находила работу, отдавалась ей целиком и по возможности увлекала других. И все это просто, человечно, без обычных счетов и расчетов, «кто старше» «кто важнее», «кто должен распоряжаться, кого слушаться», «кто чья жена» и т. д. Это был образ достойнейшей женщины тыла, которая заслуживает  глубокого поклона».

В начале ноября 1915 года Фанни, как обычно, работавшая не покладая рук, заразилась сыпным тифом, заболела и 17 числа в возрасте 35 лет скоропостижно скончалась. Весть о ее смерти повергла в шок как членов городской исполнительной комиссии по призрению семейств запасных, так и простых жителей. Оплакивал ее весь Харьков.

Во время похорон за гробом, который буквально утопал в цветах, следовала огромная толпа. Многие из тех, кто в тот день произносил траурные речи, говорили о том, что лучшим памятью усопшей будет следование ее примеру служения делу помощи семьям воинов и беженцам. И действительно, в дальнейшем жизнь и деятельность неутомимой Фанни Николаевны Шенфогель вдохновила и побудила к действию еще немало жительниц нашего города.

Ну, а в наше время забытое имя этой  самоотверженной, но так рано умершей женщины, думаю, имеет право занять свое место среди тех, кого считают или называют великими харьковчанками.