Добрий вечір тобі, пане-господарю, или немного о национальной идентичности

Три года назад моя подруга внезапно исчезла с радаров, а через какое-то время ошарашила меня сообщением: «Я переехала во Львовскую область. Приезжайте! Тут такі люди хороші…» Учитывая, что она родилась в Николаеве, училась в Одессе, работала в Харькове и была стопроцентно русскоязычной, выбор меня, мягко говоря, удивил. В общем, когда мы ехали в гости в «село на Львівщині», вообще не знали, чего ждать. Тем более, что пригласили нас сразу на Рождество ― главный праздник в Западной Украине.

Пожалуй, главный праздник Западной Украины.

Тут нужно небольшое пояснение. Нашу семью, как и подругу, верующими, мягко говоря, назвать сложно. Детские воспоминания о традициях украинского Рождества у меня лично были такими: днем 6-го января мы зачем-то с мамой варим рис, заливаем его компотом из сухофруктов, добавляем изюм, орехи и почему-то идем к соседям «покуштувать» эту сладкую непонятную еду. Вечером в нашу дверь звонят какие-то незнакомые наглые дети, топчутся на пороге и просят конфет ― что самое паршивое, им полагалось их давать! За что, было совершенно непонятно, потому что все участники странного действа явно чувствовали себя неудобно и старались побыстрее закончить обмен конфетами и молчанием на пороге. В школе об этом говорить было категорически нельзя. Потом, когда уродливое образование по имени «советский союз» прекратило свое существование, ситуация с Рождеством начала проясняться, но полная картина все равно не вырисовывалась.

Было неясно, в чем разница между колядками и щедривками, когда и почему надо есть кутю, и вообще, ряженые ― это когда, на Щедрий вечер, Новый год или таки на Рождество? А, и еще: почему в 4 часа утра как 7-го, таки 14-го января в квартиру звонят незнакомые люди и как научиться не спускать их с лестницы?

Рождество, Святвечер, Щедрый вечер... Как разобраться?

В общем, я немного волновалась. Зачем это все, мы же современные люди, в конце концов, что за аграрные пережитки… Мы никого там не знаем… А вдруг приедем, креститься заставят? Мужа моего волновал вопрос украиноязычия, поскольку его мова в первые дни пребывания в украиноговорящей среде скорее напоминает неуверенный спич первоклассника, а он так не привык, это больно бьет по самооценке сформировавшейся личности. Но мы таки приехали.

…Село оказалось большим. В нем жила подругина крестная, и этого было достаточно, чтобы наша гоп-компания из десяти человек вломилась к практически незнакомым людям на праздник.

― Почувайтеся, як удома, ― услышали мы, войдя в хату.

Увидели улыбки. И, разумеется, стол, ломящийся от еды.

Перед этим два дня прошли в угаре карпатского гостеприимства. Сказать, что мы объелись ― значит ничего не сказать. Моя подруга за год полностью обзападенилась, причем в каких-то угрожающих масштабах, так что у меня порой создавалось впечатление, что в прошлом я ее страшно обидела, и сейчас она мне коварно мстит, закармливая насмерть. Спасало только то, что с нами были дети, которые жаждали колядовать, поэтому пришлось разобраться в процессе досконально. За два дня мы изготовили из подручных материалов рождественскую звезду, озаботились костюмами, достали вышиванки, соорудили что-то вроде импровизированного вертепа и выучили стихи и колядки.

Дети хотели колядовать, поэтому пришлось разобраться в процессе досконально.

Оказалось, кстати, что это по большей части церковные гимны, в отличие от щедривок, которые в основном являются народными песнями (знаменитый «Щедрик» Леонтовича ― именно этот вариант). Петь колядки ― вообще очень древний обычай, корнями уходящий в дремучее язычество, а название песен идет от языческого бога Коляды, чья биография и обстоятельства рождения на диво напоминают жизненные перипетии Христа...

― Христос ся рождає, ― завопили наши правильно наученные дети.

― Славімо його, ― слаженно отозвались хозяева.

Мы запели ― ту самую простую колядку, единственную, которую успели выучить полностью: «Добрий вечір тобі, пане-господарю, радуууйся… Ой радуйся, зеееемле, син Божииий народииився».

И я не знаю, как и почему, но внезапно все встало на свои места. Все было правильно: сноп пшеницы на столе ― дидух, образа в углу с горящей свечкой, все эти наивные и смешные стихи о рождающемся младенце, радостной вести и взошедшей над миром звезде, песни, исполненные немного охрипшими на морозе взрослыми или чистыми детскими голосами, это «А чи можна поколядувати? – Ой, заходьте!», не запирающаяся всю ночь входная дверь, наивные усы у мальчика-пастушка, подмалеванные углем, звон колокольчика и все-все мы, бродящие от хаты к хате и несущие «радісну звістку»... То, что надо непременно по углам стола под скатертину положить чеснок, пышные пампухи с маком, вишней, капустой, бог весть еще чем, которые совали нам в каждой хате, стопки с самогоном, от которых мы с громадным трудом отбивались (а некоторые так и нет), неподдельная радость незнакомых людей от наших «співів» и удивление в ответ на: «Звідки? З Харкова?! О, ну то є добре!»― все было как надо. Это дико звучит, но впервые, наверное, я почувствовала себя на своем месте. Это удивительное ощущение ― ты здесь и сейчас, на своей земле. «Понятно, спокойно и радостно» ― вот правильные слова. Нигде и никогда я, русскоязычная жительница сначала Луганска, затем Харькова, не ощущала себя в такой безопасности, как глубокой ночью посреди незнакомого села, населенного аутентичными «бандеровцами».

Это удивительное ощущение ― ты здесь и сейчас, на своей земле.

Потом было застолье. Нет смысла описывать его ― впечатлений туристов о традициях западноукраинского гастрономического терроризма полно, и все они похожи. Хуже только в Грузии, хотя тут можно и поспорить. Я тихонько сидела в углу, наслаждалась зрелищем, слушала и думала. Думала, как ни странно, о национальной идентичности ― правда, в тот момент я бы так красиво это не сформулировала, но потом осознала, что это было таки оно.

Внезапно я вспомнила, как мы с мужем, приехав на два дня во Флоренцию, случайно попали на Пасху. Мы сначала не поняли, что происходит, когда обнаружили, что центр города забит развеселой толпой в средневековых костюмах. Как оказалось, это был пасхальный парад. Впереди шествовал человек в сдвинутом набекрень шапероне 15 века и фиолетовом камзоле, бросал в толпу воздушные поцелуи, напевал и приплясывал ― как позже выяснилось, это был мэр. Вообще все очень веселились, совершенно непонятно отчего. Все церкви были открыты, звонили колокола…

Мы тихо удивлялись, глядя на то, как вполне цивильные люди заходят туда с детьми, мороженным, огромными воздушными шариками в виде Микки Мауса, с голыми ногами и в мини-юбках, и никто их оттуда не гонит.

«Этой традиции уже несколько сотен лет», ― услышала я голос экскурсовода, общавшегося с группой неподалеку. «Весь город надевает старинные костюмы, несет флаги, сохранившиеся цеховые эмблемы. О, вон монахи. А это городской оркестр, он играет эту песню уже триста лет». Они пошли дальше за процессией, а меня как током шибануло. Триста лет, черт побери!! Триста лет они повторяют этот парад. Одни и те же песни, одни и те же костюмы. Радуются, танцуют… они просто помнят, кто они, что это за земля, откуда здесь все взялось. Все это прекрасно уживается с айфонами, молекулярной кухней, продвинутой медициной и местной автомобильной промышленностью. И наверняка каждый год сценарий немного меняется, я уверена, как и наши колядки ― в этом году мы услышали прекрасные стихи о войне, Майдане, об Украине, отозвавшиеся в каждом болью и гордостью… неописуемо чем отозвавшиеся. Наверное, поэтому здесь, в карпатском селе, меня внезапно и накрыло этим ощущением «родного и своего». Его вытравливали так долго и тщательно, убивали, запрещали, заставляли забыть. А оно оказалось живым. Без этого чувства нет, мне кажется, самого народа ― простите, звучит донельзя патетично, но это так.

А знаете, что меня порадовало больше всего? Кроме, разумеется, абсолютно счастливых и объевшихся детей, которых мы погрузили в машину в состоянии полной нирваны. В тот вечер я услышала много разговоров. Кроме пожеланий здоровья и радости, были воспоминания, не всегда приятные, и горечь, и недоумение, и боль ― война задела всех.

«В 14-му через день по селах тут хлопців ховали», ― обронила хозяйка, и у меня сердце ухнуло куда-то...

Объединиться и выстоять.

Но даже на фоне этого я ни разу не услышала двух вещей. Злобы и превосходства. Не было этого. Было такое: «Об’єднатися, встояти та просто добре жити»… И это, наверное, дает надежду.